суббота, 16 апреля 2022
.над i.
Такие пафосные речи в прошлых записях у меня. В 2013 году: а теперь я буду писать книги.
Ха-ха. Девять лет назад! За это время придумала много, написано даже немало.
Пройдено три литературных мастерские.
Даже выиграна мини-премия за кусочек романа.
Но случилась папина болезнь, чума, его смерть и потом что-то еще страшнее...
Всего девять лет, в которых вместились и самые счастливые года 2016-2018, и самые горькие.
Получила еще одно высшее, прокачалась в рекламе, побывала в десятке стран и даже на Сахалине и Дальнем Востоке...
Казалось бы -- до счастья рукой подать. Вот-вот сделаю тот самый шаг. Таки закончу фильм. Таки допишу книгу. Таки доразберусь с самой собой.
И нет, нет, нет -- каждый раз -- нет, мимо, нет. Вы когда-нибудь проигрывали схватку со смертью? Не когда 90% шансов, что он умрет, а 95%, что теперь будет спасен от рака. И потом все равно рак вернулся. И все равно победил.
Вы же знаете, я ужасно прочный человечек, всегда на коне, даже в самые страшные времена -- будто меня не брало горе.
Ну что ж :) Взяло. И не отпускает уже второй год. Я сопративляюсь. Но в целом это какой-то совсем другой мир. Когда или работаешь, или выходишь на улицу. Что-то вместе делать невозможно. И в итоге нет тех, кто был бы рядом. Кому была бы нужна не я-сильная и дающая, а которую саму нужно поддержать.
Такая тишина, пустота и беспомощность - лютое ощущение, выстуживающее. Но что делать?
Ха-ха. Девять лет назад! За это время придумала много, написано даже немало.
Пройдено три литературных мастерские.
Даже выиграна мини-премия за кусочек романа.
Но случилась папина болезнь, чума, его смерть и потом что-то еще страшнее...
Всего девять лет, в которых вместились и самые счастливые года 2016-2018, и самые горькие.
Получила еще одно высшее, прокачалась в рекламе, побывала в десятке стран и даже на Сахалине и Дальнем Востоке...
Казалось бы -- до счастья рукой подать. Вот-вот сделаю тот самый шаг. Таки закончу фильм. Таки допишу книгу. Таки доразберусь с самой собой.
И нет, нет, нет -- каждый раз -- нет, мимо, нет. Вы когда-нибудь проигрывали схватку со смертью? Не когда 90% шансов, что он умрет, а 95%, что теперь будет спасен от рака. И потом все равно рак вернулся. И все равно победил.
Вы же знаете, я ужасно прочный человечек, всегда на коне, даже в самые страшные времена -- будто меня не брало горе.
Ну что ж :) Взяло. И не отпускает уже второй год. Я сопративляюсь. Но в целом это какой-то совсем другой мир. Когда или работаешь, или выходишь на улицу. Что-то вместе делать невозможно. И в итоге нет тех, кто был бы рядом. Кому была бы нужна не я-сильная и дающая, а которую саму нужно поддержать.
Такая тишина, пустота и беспомощность - лютое ощущение, выстуживающее. Но что делать?
понедельник, 06 октября 2014
16:14
Доступ к записи ограничен
.над i.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
суббота, 23 марта 2013
.над i.
В дневник пишут от одиночества.
А потом ты вырастаешь и выбираешь одиночество среди тысячи других путей.
И начинаешь писать книги.

А потом ты вырастаешь и выбираешь одиночество среди тысячи других путей.
И начинаешь писать книги.

среда, 30 января 2013
.над i.
вторник, 29 января 2013
четверг, 17 января 2013
.над i.
Хайнлан, Чужак - 65%. Ровно 65% и я не могу больше это читать.
И почему у Хайнлайна хорошие книги всегда ровно наполовину? До того момента, как он начинает выстраивать теософию, через слово поминать Бога и пихать везде хипповское его понимание?
Да, можно сказать "Детка, да ты еще недоросла" - возможно. Но каждое мое знакомство с этим автором заканчивается микротравмой.
Именно на контрасте. С одной стороны:
- Главный герой - +!
- Джубал - +!
Куча второстепенных героев- +++!
Язык, сюжеты, образы, диалоги, интриги - все просто отлично.
А потом начинается вторая часть и меня мутит и тошнит. Ибо я тот человек, который слишком внимательно относится к словам, чтобы пропускать их мимо ушей. Если уж я поверила автору, поверила в его слог, в его персонажей, в его мир. То потом такое предательство не могу пережить. Он же уже дал свою микрософию, прекрасную идею, замечательно стал представлять марсианскую культуру как культуру духовную. Зачем же начинать лезть в религиозные споры и дрязги, фактически в разбор конфесий и ходить по хрупким чувствам религиозных людей, по их запретам и табу?
Молодец, Хайнлайн, ага. Нет, не уважаю.
Конечно, мой сон во многом связан с Человеком с Марса. Будем считать, что я взяла все лучшее из этой книги, все самое важное и закроем ее. К сожалению.
ПС. Никит, прости, я правда пыталась
И почему у Хайнлайна хорошие книги всегда ровно наполовину? До того момента, как он начинает выстраивать теософию, через слово поминать Бога и пихать везде хипповское его понимание?
Да, можно сказать "Детка, да ты еще недоросла" - возможно. Но каждое мое знакомство с этим автором заканчивается микротравмой.
Именно на контрасте. С одной стороны:
- Главный герой - +!
- Джубал - +!
Куча второстепенных героев- +++!
Язык, сюжеты, образы, диалоги, интриги - все просто отлично.
А потом начинается вторая часть и меня мутит и тошнит. Ибо я тот человек, который слишком внимательно относится к словам, чтобы пропускать их мимо ушей. Если уж я поверила автору, поверила в его слог, в его персонажей, в его мир. То потом такое предательство не могу пережить. Он же уже дал свою микрософию, прекрасную идею, замечательно стал представлять марсианскую культуру как культуру духовную. Зачем же начинать лезть в религиозные споры и дрязги, фактически в разбор конфесий и ходить по хрупким чувствам религиозных людей, по их запретам и табу?
Молодец, Хайнлайн, ага. Нет, не уважаю.
Конечно, мой сон во многом связан с Человеком с Марса. Будем считать, что я взяла все лучшее из этой книги, все самое важное и закроем ее. К сожалению.
ПС. Никит, прости, я правда пыталась

.над i.
Я бежал и бежал, руки немели от подтягиваний, ноги - от перескакивания труб и крыш. Я бежал по этому прекрасному городу, в котором было и небо, и зелень, и люди, и власть. И, как всегда, бежал от власти, ибо она имеет мощь за мной гнаться. Я уже почти забыл почему и от кого бегу, но помнил во имя чего.
В какой-то момент ему показалось, что он оторвался. Он попал в дивное место - старый, заросший травой дворик, с почти доломанными качелями, с сеткой-забором местами и веревками, на которых сушилось белье. И все это - будто нарисовано рукой Макото Синкая.
У вытоптанной травы стоял синий пластиковый стул. Стоял так, что было ясно - на нем сидят и смотрят. Я сел и понял - смотрят на небо. И столько в этом небе, крыше здания, зеленом пучке травы было смысла и покоя, что никуда бежать больше не имело смысла.

В какой-то момент ему показалось, что он оторвался. Он попал в дивное место - старый, заросший травой дворик, с почти доломанными качелями, с сеткой-забором местами и веревками, на которых сушилось белье. И все это - будто нарисовано рукой Макото Синкая.
У вытоптанной травы стоял синий пластиковый стул. Стоял так, что было ясно - на нем сидят и смотрят. Я сел и понял - смотрят на небо. И столько в этом небе, крыше здания, зеленом пучке травы было смысла и покоя, что никуда больше не бежалось
Но они вошли, пригнувшиеся хищники в долче и габанне, с пистолетами углом к плечу.
Я встал, взял стул - как в детстве скрыв голову, синими ножками в небо - и пошел к грузовой машине, в которую соседи грузили свой скраб.
Погоня рассредотачивалась по двору и проверяла углы.
Я поставил стул в кузов и забрался туда сам. Жилистая строгая женщина в косынке увидела меня, стул, движение и сказала мне "нет".
- Уходите.
- Я не могу, прошу вас, помогите мне.
- Нет, это невозможно, вы не понимаете. Уходите.
Она не кричала. Не молила. Не боялась. Она просто говорила уйти.
Но я пробирался внутри грузовика, все ближе к кабине. И тогда ей постучали в окно. Ей пришлось сесть.
"Откройте!"
Окно почему-то запотело, лицо человека было мутным, но я хорошо знал его - Мой дорогой друг. Мой главный враг. Я вглядывался в него, пока она неподвижно сидела и дышала. Дышала так, словно готовилась к битве или поднять штангу.
" Именем закона, открывайте!"
У моего друга было немного бобриное лицо: с пухлыми узкими щеками, глазами бусинами, и потными проблесками.
Ручки крутились долго - сначала спустилось одно стекло, сразу за ним - другое.
- Почему вы так долго открывали?
- Понимаете, я не могла. - Она не врала ему. Не собиралась врать. Он просто не задавал нужный вопрос.
Он и не хотел, сунув пистолет за ее плечо, он потянулся сам.
Я смотрел на пистолет - черный, блестящий, на расстоянии вздоха. Понимал, что я сейчас должен схватить, потянуть, выстрелить, спасти женщину и выстрелить снова, и еще, и ...
Я протянул руку. И повернул предохранитель.
Он удивленно вздрогнул и вернул пистолет, смотрел на него целое мгновение, а потом сунул в окно нелепый бумажный пакет.
- Тут амоксал для твоих ушей - он смотрел прямо на меня и смущенно улыбался.
- Что ты делаешь? - удивление затапливало мои берега и брови.
- Я учусь. - сказал мой враг. И улыбнулся.
В какой-то момент ему показалось, что он оторвался. Он попал в дивное место - старый, заросший травой дворик, с почти доломанными качелями, с сеткой-забором местами и веревками, на которых сушилось белье. И все это - будто нарисовано рукой Макото Синкая.
У вытоптанной травы стоял синий пластиковый стул. Стоял так, что было ясно - на нем сидят и смотрят. Я сел и понял - смотрят на небо. И столько в этом небе, крыше здания, зеленом пучке травы было смысла и покоя, что никуда бежать больше не имело смысла.

В какой-то момент ему показалось, что он оторвался. Он попал в дивное место - старый, заросший травой дворик, с почти доломанными качелями, с сеткой-забором местами и веревками, на которых сушилось белье. И все это - будто нарисовано рукой Макото Синкая.
У вытоптанной травы стоял синий пластиковый стул. Стоял так, что было ясно - на нем сидят и смотрят. Я сел и понял - смотрят на небо. И столько в этом небе, крыше здания, зеленом пучке травы было смысла и покоя, что никуда больше не бежалось
Но они вошли, пригнувшиеся хищники в долче и габанне, с пистолетами углом к плечу.
Я встал, взял стул - как в детстве скрыв голову, синими ножками в небо - и пошел к грузовой машине, в которую соседи грузили свой скраб.
Погоня рассредотачивалась по двору и проверяла углы.
Я поставил стул в кузов и забрался туда сам. Жилистая строгая женщина в косынке увидела меня, стул, движение и сказала мне "нет".
- Уходите.
- Я не могу, прошу вас, помогите мне.
- Нет, это невозможно, вы не понимаете. Уходите.
Она не кричала. Не молила. Не боялась. Она просто говорила уйти.
Но я пробирался внутри грузовика, все ближе к кабине. И тогда ей постучали в окно. Ей пришлось сесть.
"Откройте!"
Окно почему-то запотело, лицо человека было мутным, но я хорошо знал его - Мой дорогой друг. Мой главный враг. Я вглядывался в него, пока она неподвижно сидела и дышала. Дышала так, словно готовилась к битве или поднять штангу.
" Именем закона, открывайте!"
У моего друга было немного бобриное лицо: с пухлыми узкими щеками, глазами бусинами, и потными проблесками.
Ручки крутились долго - сначала спустилось одно стекло, сразу за ним - другое.
- Почему вы так долго открывали?
- Понимаете, я не могла. - Она не врала ему. Не собиралась врать. Он просто не задавал нужный вопрос.
Он и не хотел, сунув пистолет за ее плечо, он потянулся сам.
Я смотрел на пистолет - черный, блестящий, на расстоянии вздоха. Понимал, что я сейчас должен схватить, потянуть, выстрелить, спасти женщину и выстрелить снова, и еще, и ...
Я протянул руку. И повернул предохранитель.
Он удивленно вздрогнул и вернул пистолет, смотрел на него целое мгновение, а потом сунул в окно нелепый бумажный пакет.
- Тут амоксал для твоих ушей - он смотрел прямо на меня и смущенно улыбался.
- Что ты делаешь? - удивление затапливало мои берега и брови.
- Я учусь. - сказал мой враг. И улыбнулся.
среда, 16 января 2013
.над i.
Девочка научилась расправить плечи, если взять за руку - не ускоряет шаг.
Девочка улыбается всем при встрече и радостно пьет текилу на брудершафт.
Девочка миловидна, как октябрята - белая блузка в тон, талисман в кулак.
у нее в глазах некормленные тигрята рвут твой бренный торс на британский флаг
То есть сердце погрызть - остальное так,
Для дворников и собак.
А у девочки и коврик пропылесосен (или пропылесошен?), плита бела.
Она вообще всё списывала на осень, но осень кончилась, а девочка не ожила.
Девочка выпивает с тобой с три литра, смеется, ставит смайлик в конце строки,
Она бы тебя давно уже пристрелила, но ей всё время как-то всё не с руки,
То сумерки, то попутчики - дураки,
То пули слишком мелки.
У девочки рыжие волосы, зеленая куртка, синее небо, кудрявые облака.
Девочка, кстати, полгода уже не курит, пробежка, чашка свежего молока
Девочка обнимает тебя, будто анаконда, спрашивает, как назвали, как родила.
Она тебя, в общем, забыла почти рекордно - два дня себе поревела и все дела.
Потом, конечно, неделю всё письма жгла.
И месяц где-то спать еще не могла.
Девочка уже обнимает других во снах о любви, не льнет к твоему плечу.
Девочка уже умеет сказать не "нахрен", а спасибо большое, я, кажется, не хочу.
Девочка - была нигдевочкой, стала женщиной-вывеской "не влезай убьет".
Глядишь на нее, а где-то внутри скрежещется: растил котенка, а выросло ё-моё.
Точнее, слава богу уже не твоё.
Остальное - дело её.
(с) Аля Кудряшева
Девочка улыбается всем при встрече и радостно пьет текилу на брудершафт.
Девочка миловидна, как октябрята - белая блузка в тон, талисман в кулак.
у нее в глазах некормленные тигрята рвут твой бренный торс на британский флаг
То есть сердце погрызть - остальное так,
Для дворников и собак.
А у девочки и коврик пропылесосен (или пропылесошен?), плита бела.
Она вообще всё списывала на осень, но осень кончилась, а девочка не ожила.
Девочка выпивает с тобой с три литра, смеется, ставит смайлик в конце строки,
Она бы тебя давно уже пристрелила, но ей всё время как-то всё не с руки,
То сумерки, то попутчики - дураки,
То пули слишком мелки.
У девочки рыжие волосы, зеленая куртка, синее небо, кудрявые облака.
Девочка, кстати, полгода уже не курит, пробежка, чашка свежего молока
Девочка обнимает тебя, будто анаконда, спрашивает, как назвали, как родила.
Она тебя, в общем, забыла почти рекордно - два дня себе поревела и все дела.
Потом, конечно, неделю всё письма жгла.
И месяц где-то спать еще не могла.
Девочка уже обнимает других во снах о любви, не льнет к твоему плечу.
Девочка уже умеет сказать не "нахрен", а спасибо большое, я, кажется, не хочу.
Девочка - была нигдевочкой, стала женщиной-вывеской "не влезай убьет".
Глядишь на нее, а где-то внутри скрежещется: растил котенка, а выросло ё-моё.
Точнее, слава богу уже не твоё.
Остальное - дело её.
(с) Аля Кудряшева
воскресенье, 06 января 2013
.над i.
Это моя вода. И я в ней - рыба.
понедельник, 31 декабря 2012
.над i.
Хочется порадовать какой-нибудь фоткой.
Вот вам мелкой Лизки. Она болеет, пусть выздоравливает и идет с нами на шоу.

И еще рыжие и любимые

Вот вам мелкой Лизки. Она болеет, пусть выздоравливает и идет с нами на шоу.

И еще рыжие и любимые

.над i.
Завтра новый год, а я елку только в уме наряжаю. У меня кончился запас энергии облагораживать все вокруг. Теперь даже если вижу пролитый час на кухне - я сглотну, жамурюсь и пройду мимо. Бес-по-лезно.
Желание уехать такое сильное, что, видимо, осуществиться.
Зато я пишу, пишу весь год так много и цельно, что самой страшно.
Друзьям говорю "Пишу книги".
- Сказку? - уверены одни
- Научный труд? - убеждены другие
Кто я?
Учусь слушать людей и принимать как есть. Без попытки доправить, исправить, додумать. Люди интересные и странные.
Есть те, кто реально не выдерживает интенсивность моих мыслей и скорость моего ума.
Худеть умеют хорошо те, кто в ладах со временем. У меня же в день проходит неделя, в месяц - год, в год - целая жизнь, а то и две. Я только к 25 научилась худо бедно верить, что 3 месяца - это не вечность. И то. Только на собственном опыте.
Всем с наступающим, любите друг друга и себя. Себя больше
Желание уехать такое сильное, что, видимо, осуществиться.
Зато я пишу, пишу весь год так много и цельно, что самой страшно.
Друзьям говорю "Пишу книги".
- Сказку? - уверены одни
- Научный труд? - убеждены другие
Кто я?
Учусь слушать людей и принимать как есть. Без попытки доправить, исправить, додумать. Люди интересные и странные.
Есть те, кто реально не выдерживает интенсивность моих мыслей и скорость моего ума.
Худеть умеют хорошо те, кто в ладах со временем. У меня же в день проходит неделя, в месяц - год, в год - целая жизнь, а то и две. Я только к 25 научилась худо бедно верить, что 3 месяца - это не вечность. И то. Только на собственном опыте.
Всем с наступающим, любите друг друга и себя. Себя больше

пятница, 14 декабря 2012
.над i.
.над i.
Пишет dear enman:
13.12.2012 в 16:08
Anhel, как Гексли чувствуют свою болевую, как она "болит"? Как это ощущается? На что идет реакция? Но больше именно внутренние ощущения. А также интересна ограничительная БИ. Опять же: как проявляется, как ощущается внутри. Какие связи порождаются.
Сначала расскажу про свои ощущения, а потом дам обоснуй. Только я сразу хочу предупредить горе социоников, что то, о чем сейчас пойдет речь, в соционической интерпретации имеет отношение к аспект БЛ, хотя и не вписывается в стереотипы, которые доминируют над сознанием многих.
Лично для меня, болевая БЛ, это не вопрос не умения думать или не способности хорошо изъясняться. С этим лично у меня никаких проблем нет и для меня самого, мои объяснения являются самыми правильными и самым понятными для меня же
Для меня, болевая БЛ - это, о ужас, следование правилам, соблюдения стандартов, предписаний, порядка, субординации и т.д.
Лично мне не понятно, почему я должен кого-то уважать (а уважение - это не БЭ, а БЛ аспект) только за то, что его все уважают, потому что он - большой авторитет.
читать дальше
URL комментария Сначала расскажу про свои ощущения, а потом дам обоснуй. Только я сразу хочу предупредить горе социоников, что то, о чем сейчас пойдет речь, в соционической интерпретации имеет отношение к аспект БЛ, хотя и не вписывается в стереотипы, которые доминируют над сознанием многих.
Лично для меня, болевая БЛ, это не вопрос не умения думать или не способности хорошо изъясняться. С этим лично у меня никаких проблем нет и для меня самого, мои объяснения являются самыми правильными и самым понятными для меня же

Для меня, болевая БЛ - это, о ужас, следование правилам, соблюдения стандартов, предписаний, порядка, субординации и т.д.
Лично мне не понятно, почему я должен кого-то уважать (а уважение - это не БЭ, а БЛ аспект) только за то, что его все уважают, потому что он - большой авторитет.
читать дальше
среда, 05 декабря 2012
.над i.

Докидала фотки в ВК_альбом из Ирландии. Завтра вам покажу.
вторник, 04 декабря 2012
19:38
Доступ к записи ограничен
.над i.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 19 ноября 2012
.над i.
Егор: У тебя какое настроение?
Sirota: видишь, вооот где-то там высоко возвышается... плинтус...
(c) bash
Sirota: видишь, вооот где-то там высоко возвышается... плинтус...
(c) bash
пятница, 16 ноября 2012
.над i.
Горы предназначены людям. Они поднимаются вверх, чтобы те могли лучше понять птиц. И увидеть как солнце с облаками играют в пятнашки на земле.
Горы – генераторы иллюзий. Вот ты стоишь и видишь дом. Кажется, рукой подать. Но по факту – много километров.

читать и смотреть
Горы – генераторы иллюзий. Вот ты стоишь и видишь дом. Кажется, рукой подать. Но по факту – много километров.

читать и смотреть
понедельник, 15 октября 2012
.над i.
В соавторстве:
Соседские кошки скребутся в дверь и я это слышу. Я потеряла пароль от осени, а ведь уже пора. Их хозяйка уехала тренировать русских немцев, где- то за городом.
Это ее кошки ревнуют ее к немцам, которые изучают родной язык. Мне холодно и снова потерян дневник. Соседка учитель немецкого языка, а ее ученики -- русские немцы.
Я ненавижу фотографии лета.
На них всегда слишком много солнца. Оно затапливает уголки и памяти, и карточек. Вырывается за границы. Но, увы, не греет. Я встретила ее вчера на площадке. На ней была щегольская курточка и войлочная шапка с цветком. Она всегда говорит на Вы, даже если просто здоровается на лестнице. Ей сложно грубить. Впрочем, мне и не хочется. Почти. Потому что она все время забывает про кошек. Зачем они ей, если все выходные я вынуждена слушать их шкряб? Может это мои выдуманные кошки?
Мне холодно и нечем писать.
Холодные руки у тех, у кого теплое сердце. А мама говорила, что это просто вегето-сосудистая дистония.
Может их покормить?
Я однажды пережидала полтора часа на ее кухне. Пока сестра привезет ключи -- свои я потеряла. Мне навязался по телефону Викторик, который может думать только когда говорит. Соседка перебирала книги и меня не замечала, а я пила чаи с пастилой и гренками, наблюдая кошек. Вернее, их натюрмортный сон на трюмо ввиду трех зеркал .Соседка в задумчивой пантомиме сонно и меланхолично отделяла рукописи и распечатки от книг, немедленно назначая последним их место на полках. Викторик на повышенных тонах плакал в трубке про Настю, которая его, Викторика, юзит, а он по великой своей человечности с этим согласен.
-- Витек, мне не ловко -- я с Настей дружна.
-- Вот и здорово, значит ты меня поймешь.
-- Я знаю другую Настю.
Викторик хотел, чтобы я говорила "да", а он бы думал, что мы единомышленники. А я вспоминала, как он и Настя вспарывали подлещикам брюхо тупыми ножами, вышвыривая внутренности на валдайскую осоку и продолжая обсуждать "невозможность брака между Гумилевым и Ахматовой", так как поэзия, как думает Викторик, "всегда -- для себя, а брак -- всегда для другого!"
-- Брак не "за", -- Настя не хотела соглашаться -- "Брак всегда против: против одиночества и самопредоставленности!"
-- Да, говори что хочешь! Поэт и поэт -- две вещи несовместимые и все. Чисти давай, чисти, не забывайся"
А сейчас Викторик ругал Настю за черствость. Трубка пела и стонала: то ли блюз, то ли рэп -- исполнитель таинственно еще не самоопределился. Я ела гренки. А Настя точно знала, что он мне позвонит, и он знал, что она знала. Меня подпрягали в "отношения". Подпрягали как фактор, а ведь у меня -- депрессия, а они и не знают. Пахло гвоздикой и нафталином -- книжной пылью разве может пахнуть?
Соседка знаками привлекла мое внимание и показала, подойдя близко, поясок из змеиной кожи с пряжкой в виде виноградной лозы черненого серебра. И прошептала, отчетливо артикулируя,
едва-едва произнося дыханием то, что будучи сказано громко -- было бы "слова": "Мне это подарила Белла Ахмадулина, вот". Викторик договорился до "только ты не говори, что я звонил" и через пятнадцать секунд отключился.
-- В связи с чем? Вы были с ней знакомы?
-- Скорее она со мной: мне было семь, она дружила с папой.
Она сейчас улыбалась. Но не мне. Я поняла это.
-- И кто же был Ваш папа?
-- Да, так – никто. Сказать нечего. Правда, странно?
Помолчала недолго и -- тихо, членораздельно, чуть ли не по слогам -- произнесла:
читать дальше
(с)chronoto
Соседские кошки скребутся в дверь и я это слышу. Я потеряла пароль от осени, а ведь уже пора. Их хозяйка уехала тренировать русских немцев, где- то за городом.
Это ее кошки ревнуют ее к немцам, которые изучают родной язык. Мне холодно и снова потерян дневник. Соседка учитель немецкого языка, а ее ученики -- русские немцы.
Я ненавижу фотографии лета.
На них всегда слишком много солнца. Оно затапливает уголки и памяти, и карточек. Вырывается за границы. Но, увы, не греет. Я встретила ее вчера на площадке. На ней была щегольская курточка и войлочная шапка с цветком. Она всегда говорит на Вы, даже если просто здоровается на лестнице. Ей сложно грубить. Впрочем, мне и не хочется. Почти. Потому что она все время забывает про кошек. Зачем они ей, если все выходные я вынуждена слушать их шкряб? Может это мои выдуманные кошки?
Мне холодно и нечем писать.
Холодные руки у тех, у кого теплое сердце. А мама говорила, что это просто вегето-сосудистая дистония.
Может их покормить?
Я однажды пережидала полтора часа на ее кухне. Пока сестра привезет ключи -- свои я потеряла. Мне навязался по телефону Викторик, который может думать только когда говорит. Соседка перебирала книги и меня не замечала, а я пила чаи с пастилой и гренками, наблюдая кошек. Вернее, их натюрмортный сон на трюмо ввиду трех зеркал .Соседка в задумчивой пантомиме сонно и меланхолично отделяла рукописи и распечатки от книг, немедленно назначая последним их место на полках. Викторик на повышенных тонах плакал в трубке про Настю, которая его, Викторика, юзит, а он по великой своей человечности с этим согласен.
-- Витек, мне не ловко -- я с Настей дружна.
-- Вот и здорово, значит ты меня поймешь.
-- Я знаю другую Настю.
Викторик хотел, чтобы я говорила "да", а он бы думал, что мы единомышленники. А я вспоминала, как он и Настя вспарывали подлещикам брюхо тупыми ножами, вышвыривая внутренности на валдайскую осоку и продолжая обсуждать "невозможность брака между Гумилевым и Ахматовой", так как поэзия, как думает Викторик, "всегда -- для себя, а брак -- всегда для другого!"
-- Брак не "за", -- Настя не хотела соглашаться -- "Брак всегда против: против одиночества и самопредоставленности!"
-- Да, говори что хочешь! Поэт и поэт -- две вещи несовместимые и все. Чисти давай, чисти, не забывайся"
А сейчас Викторик ругал Настю за черствость. Трубка пела и стонала: то ли блюз, то ли рэп -- исполнитель таинственно еще не самоопределился. Я ела гренки. А Настя точно знала, что он мне позвонит, и он знал, что она знала. Меня подпрягали в "отношения". Подпрягали как фактор, а ведь у меня -- депрессия, а они и не знают. Пахло гвоздикой и нафталином -- книжной пылью разве может пахнуть?
Соседка знаками привлекла мое внимание и показала, подойдя близко, поясок из змеиной кожи с пряжкой в виде виноградной лозы черненого серебра. И прошептала, отчетливо артикулируя,
едва-едва произнося дыханием то, что будучи сказано громко -- было бы "слова": "Мне это подарила Белла Ахмадулина, вот". Викторик договорился до "только ты не говори, что я звонил" и через пятнадцать секунд отключился.
-- В связи с чем? Вы были с ней знакомы?
-- Скорее она со мной: мне было семь, она дружила с папой.
Она сейчас улыбалась. Но не мне. Я поняла это.
-- И кто же был Ваш папа?
-- Да, так – никто. Сказать нечего. Правда, странно?
Помолчала недолго и -- тихо, членораздельно, чуть ли не по слогам -- произнесла:
читать дальше
(с)chronoto
воскресенье, 30 сентября 2012
.над i.
Звонок соединил меня с Питером. Ларрь удивилась, но была рада слышать. Я скакала в сторону метро - именно скакала, почти в припрыжку, кудрявые волосы разлетаются от скорости, но кеды не подводят. Пиджак схватывает всю меня так, словно я из Mad men, а улыбка выдает внутренний заряд далеко вокруг.
И тут, вдруг, из-за металлического заборчика на стройке ко мне бросается мужчина. Молодой мужчина - сумерки не дают мне его разглядеть, но мажут по контрастному лицу, черной молодежной бородке, горящим глазам и явно русской внешности. В руке у него телефон, но он подается весь вперед и горя глазами говорит:
- Девушка, вы невероятно красивы!
Все это выглядело так, словно он что-то смотрел в телефоне, скучающе поднял взгляд на улицу и тут увидел... ЕЕ. И было неважно как он выглядит, сметая все на своем пути к воротам. Было важно ей это сказать, почти выкрикнуть, выдохнуть. А девушка растерянно оторвалась на мгновение от телефона и нахмурилась, даже не улыбнулась, промелькнув слишком быстро.
Таких эпизодов в жизни каждой - много. Но этот - мне запомнился. Именно той безоглядной искренностью, с которым он это сказал. И еще тем, что он был молод, действительно молод - 20? 25? Но ведь не в цифрах дело. В душе.
И тут, вдруг, из-за металлического заборчика на стройке ко мне бросается мужчина. Молодой мужчина - сумерки не дают мне его разглядеть, но мажут по контрастному лицу, черной молодежной бородке, горящим глазам и явно русской внешности. В руке у него телефон, но он подается весь вперед и горя глазами говорит:
- Девушка, вы невероятно красивы!
Все это выглядело так, словно он что-то смотрел в телефоне, скучающе поднял взгляд на улицу и тут увидел... ЕЕ. И было неважно как он выглядит, сметая все на своем пути к воротам. Было важно ей это сказать, почти выкрикнуть, выдохнуть. А девушка растерянно оторвалась на мгновение от телефона и нахмурилась, даже не улыбнулась, промелькнув слишком быстро.
Таких эпизодов в жизни каждой - много. Но этот - мне запомнился. Именно той безоглядной искренностью, с которым он это сказал. И еще тем, что он был молод, действительно молод - 20? 25? Но ведь не в цифрах дело. В душе.