.над i.
Вот твой лук, вот твои стрелы - теперь куда хочешь мчи.(с)
С ней было очень тяжело. То самое тяжело, когда "покой нам только снится", хоть бы она была за тысячу километров отсюда.
Во-первых, она была некрасивая. Не то чтоб глаза бы не смотрели, но и не ах. Невысокая, круглая, с резкими движениями. С вечно лохматой головой и растрескавшимися губами... хотя губы красивые были, особенно когда согреются, изогнутся гордо... да, что там губы.
Еще она постояно опаздывала. Когда не надо. А когда можно и притормозить, приходила за полчаса. И хоть потом и молчала, но ты всё равно знал, что она ждала и чувствовал себя последней свиньей, а кому ж такое приятно.
Ну и когда у девушки в ее двадцать руки изрисованы ручкой, а в рюкзаке вместо нормального набора расческа-пудреница-зеркальце хранятся фонарик, спички и нож, это тоже о многом говорит.
Еще она не любила себя. До отвращения. Носила балахонистые свитера и обвисшие джинсы, натягивала ночью одеяло по самый нос, не верила, когда ей делали комплименты. Действительно не верила. Время от времени ее пытались разубеждать, но скоро бросали это дело, считая, что раз человек так настаивает, то это кокетство скорей всего и ну его нафиг.
Разумеется, плюс ко всему хронические "никтоменянелюбит", чередующиеся с приступами истерического счастья, слезы, обиды...
Обижала-то она себя зря на самом деле. Что-то в ней было. Такое. На которое ловились. Может, как раз эта резкость, неприкаянность, ощетинность - просто возникал спортивный интерес как-то продраться через этот панцирь и посмотреть, что внутри.
А внутри оказывалось разное: балованная капризная девчонка и друг с собчей преданностью, королева, играющая людьми, как мячиками, и романтичный пацан, мечтающий о парусах и крыльях.
И она умела слушать. Рассказчиков-то много, слушателей меньше. Говорила она плохо, лучше писала, но слушала всегда увлеченно. Это притягивало.
И еще просто имя у нее было такое, которое очень легко выдыхается, даже непонятно, то ли это просто стонущее "А-а.." то ли в этом "А-а.." есть еще в середине звенящее колольчиком "ньк", от которого начинают петь за окном птицы.
С ней было тяжело. Без нее было проще, но очень грустно.
Она постоянно исчезала в каких-то лесах, срывалась неожиданно в другие города, звонила среди ночи: "Слушай, я сейчас около твоего дома. Пустишь?"
Ее лес был сосновым, с пружинящим мхом, ее поле было мокрым от росы и с травой выше плеч. Если бы она была рекой, то это был бы тот самый ручей в горах, в который больно сунуть руку - слишком уж он холодный.
С ней было тяжело. С ней было так тяжело, что как только она переставала быть рядом, ты начинал ее искать - потому что иначе не удержаться на земле.
Потом она выросла.
И снова (c). С такими изумительными текстами- я скоро разучусь писать сама.
С ней было очень тяжело. То самое тяжело, когда "покой нам только снится", хоть бы она была за тысячу километров отсюда.
Во-первых, она была некрасивая. Не то чтоб глаза бы не смотрели, но и не ах. Невысокая, круглая, с резкими движениями. С вечно лохматой головой и растрескавшимися губами... хотя губы красивые были, особенно когда согреются, изогнутся гордо... да, что там губы.
Еще она постояно опаздывала. Когда не надо. А когда можно и притормозить, приходила за полчаса. И хоть потом и молчала, но ты всё равно знал, что она ждала и чувствовал себя последней свиньей, а кому ж такое приятно.
Ну и когда у девушки в ее двадцать руки изрисованы ручкой, а в рюкзаке вместо нормального набора расческа-пудреница-зеркальце хранятся фонарик, спички и нож, это тоже о многом говорит.
Еще она не любила себя. До отвращения. Носила балахонистые свитера и обвисшие джинсы, натягивала ночью одеяло по самый нос, не верила, когда ей делали комплименты. Действительно не верила. Время от времени ее пытались разубеждать, но скоро бросали это дело, считая, что раз человек так настаивает, то это кокетство скорей всего и ну его нафиг.
Разумеется, плюс ко всему хронические "никтоменянелюбит", чередующиеся с приступами истерического счастья, слезы, обиды...
Обижала-то она себя зря на самом деле. Что-то в ней было. Такое. На которое ловились. Может, как раз эта резкость, неприкаянность, ощетинность - просто возникал спортивный интерес как-то продраться через этот панцирь и посмотреть, что внутри.
А внутри оказывалось разное: балованная капризная девчонка и друг с собчей преданностью, королева, играющая людьми, как мячиками, и романтичный пацан, мечтающий о парусах и крыльях.
И она умела слушать. Рассказчиков-то много, слушателей меньше. Говорила она плохо, лучше писала, но слушала всегда увлеченно. Это притягивало.
И еще просто имя у нее было такое, которое очень легко выдыхается, даже непонятно, то ли это просто стонущее "А-а.." то ли в этом "А-а.." есть еще в середине звенящее колольчиком "ньк", от которого начинают петь за окном птицы.
С ней было тяжело. Без нее было проще, но очень грустно.
Она постоянно исчезала в каких-то лесах, срывалась неожиданно в другие города, звонила среди ночи: "Слушай, я сейчас около твоего дома. Пустишь?"
Ее лес был сосновым, с пружинящим мхом, ее поле было мокрым от росы и с травой выше плеч. Если бы она была рекой, то это был бы тот самый ручей в горах, в который больно сунуть руку - слишком уж он холодный.
С ней было тяжело. С ней было так тяжело, что как только она переставала быть рядом, ты начинал ее искать - потому что иначе не удержаться на земле.
Потом она выросла.
И снова (c). С такими изумительными текстами- я скоро разучусь писать сама.
-
-
15.03.2006 в 23:09-
-
16.03.2006 в 11:42-
-
16.03.2006 в 19:05:) рада, что согласна..
Тиуна
Сложно сказать. Я вижу здесь и черты мои и черты знакомых и друзей. Но пожалуй одна фраза- тут подойдет каждому.
Потом она выросла.
-
-
16.03.2006 в 22:15-
-
16.03.2006 в 22:30Разве плохо, что о тебе?
-
-
18.03.2006 в 00:21-
-
18.03.2006 в 20:08В таком случае процент этих самых "как будто обо мне" будет и правда немаленьким. ;)