.над i.
Сегодня наконец настроили пианино (6 лет стояло скрипя и мучаясь). Теперь звучит, хоть мы и удивляемся: даже на мой не совершенный слух оно ожило музыкой.
И пока я перебирала вещи с пианино, которые вечно лежат там как на "еще одной тумбочке", память снова услужливо подкинуло в ладони доказательства бытия. Под руками хрусткие листы старых нот, уже пожелтевших от старости, едва ли помнящих что значит быть сыгранными, разлетелись и открыли взору такой же старый листок. Письмобабушки бабики из Твери. Дедушка к нам приезжал каждую субботу. И привозил письма от бабушки, с ее крупным четким почерком и нередким стихосложением.
Судя по тексту это как раз был 96-97 год, зима. А осенью мы как раз отвезли им Мурзика, котенка от Аркиссы... Дедушка как всегда сопротивлялся, но потом и сам полюбил этого полосатого гордого кота. А для бабике он просто стал вторым "сыном". У них была квартира на проспекте Чайковского. В доме из желтого кирпича. Две комнаты, наполненные вещами и вещицами, в вечно царящем бардаке там порой было уютнее, чем где бы то ни было. А пианино - старое, немецкого происхождения - всегда было чистым. Хоть и тоже расстроенным под конец жизни. У него западали клавиши и трещали. Но оно играло как живое. Бабушка частенько садилась за него и с присущей ей легкостью играла полонез Огинского, кивая в такт кудряшками еще не седой головы.
Бабика была смешной.
А мы были своего рода "звездами" в нашем дворе. О нас все знали и нас ждали. По сути единственное детство, которое у меня было проходило напополам в Твери и Холуе. В Москве была учеба. Много учебы. Поэтому при любом случае кавалеры или просто друзья передавали нам приветы. А мы ждали каникул - когда же. Чтобы гулять.
Сейчас все, что осталось - это воспоминания: бесконечная нежность к городу Твери, множественные рассказы о бабушке с дедушкой, память граничащая с вырезанными на сердце случаями. И ноты. По которым играла моя бабушка, потом мама. Потом мы. А теперь я нахожу там старые еженедельные письма. Так малоценимые в детстве и так жадно читаемые теперь.
Читать письмо
И пока я перебирала вещи с пианино, которые вечно лежат там как на "еще одной тумбочке", память снова услужливо подкинуло в ладони доказательства бытия. Под руками хрусткие листы старых нот, уже пожелтевших от старости, едва ли помнящих что значит быть сыгранными, разлетелись и открыли взору такой же старый листок. Письмо
Судя по тексту это как раз был 96-97 год, зима. А осенью мы как раз отвезли им Мурзика, котенка от Аркиссы... Дедушка как всегда сопротивлялся, но потом и сам полюбил этого полосатого гордого кота. А для бабике он просто стал вторым "сыном". У них была квартира на проспекте Чайковского. В доме из желтого кирпича. Две комнаты, наполненные вещами и вещицами, в вечно царящем бардаке там порой было уютнее, чем где бы то ни было. А пианино - старое, немецкого происхождения - всегда было чистым. Хоть и тоже расстроенным под конец жизни. У него западали клавиши и трещали. Но оно играло как живое. Бабушка частенько садилась за него и с присущей ей легкостью играла полонез Огинского, кивая в такт кудряшками еще не седой головы.
Бабика была смешной.
А мы были своего рода "звездами" в нашем дворе. О нас все знали и нас ждали. По сути единственное детство, которое у меня было проходило напополам в Твери и Холуе. В Москве была учеба. Много учебы. Поэтому при любом случае кавалеры или просто друзья передавали нам приветы. А мы ждали каникул - когда же. Чтобы гулять.
Сейчас все, что осталось - это воспоминания: бесконечная нежность к городу Твери, множественные рассказы о бабушке с дедушкой, память граничащая с вырезанными на сердце случаями. И ноты. По которым играла моя бабушка, потом мама. Потом мы. А теперь я нахожу там старые еженедельные письма. Так малоценимые в детстве и так жадно читаемые теперь.
Читать письмо
-
-
31.03.2010 в 15:52-
-
31.03.2010 в 17:06