Очень уже мне понравилась идея, подсмотренная у Танно.Любому, заявившемуся в комменты, я обязуюсь выдать коротенькую миниатюрку (эссе, рассказ, стихи) собственного сочинения, которая будет отражать ваш образ, таким, как я его вижу (иногда). Может быть не сразу, но непременно. Herr Tanno (вариант "Сумерки")
Herr Tanno
Шорох. Человек испуганно оглянулся, прижимая уши к черепу. Мурашки стаей пробежали по коже. .
"Курлы" - надрывалась птица. Человек рванул вперед. Пока бежишь - не слышишь звуков, только отзвук собственного сердца, дыхания, тела.
Тень. Рядом двигалась. Едва уловимая, словно насмешливо повторявшая все движения, оглядки, сбивчивый ритм. Смеялась. Беззвучно - эфемерно блестя глазами.
Ощущение погони не проходило. Усиливалось. С каждым шагом.
Сглотнуть - преодолв себя - остановился. Вкопанный.
Хрип легких. Трохеев. Дыхания. Звук - на весь лес, на все небо, всю луну.
"Он здесь" - отбивающий ритм чечетки.
"Он здесь" - сумасшедший хрип горла.
"Он здесь..." - последняя мысль перед темнотой...
Дззззынь. Будильник. Чорт, чорт, опаздываю. Вода - зеркало- паста, чорррт. Рюкзак - ботинок, ну! - дверь.
Мир обрушился на сонного с дикой силой, но он бежал с легкостью, прикрывая глаза от слепящего солнца и вспоминая то ощущение невесомой быстроты и полночного леса, когда можно мчатся в вечной погони жизни и смерти, улыбка сама собой наползала на кончики приподнятых губ, окрашивая обычную клерскую жизнь безумием.
Просто шутка. Жаль, он испугался. Но вкус его страха был хорош. С привкусом смелости. И безрассудства.Herr Tanno (вариант второй, правильный)
Herr Tanno (дубль два, ибо тот не был правильным)
Снег. Он падал и падал, закрывая землю, дома, огни и людей. Людей чуть раньше земли. Им это было нужнее. Тела и души за лето обуглились, а за осень помокрели. Да, им был нужен снег. Хоть они и недовольно щурились в ставшее тусклым небо. Когда шел снег - небо всегда оставалось невыразительным и серым. Словно теряло все свои облака и синеву в снежинках.
Они шли мимо, ежась под первым снегом. Кто-то поднимал плечи и прижимал их к ушам (зря, зря, потом заболят плечные мышцы и вряд ли кто-то сможет их размягчить). Кто-то смотрел под ноги - не подскользнуться бы. Кто-то шел отрешенно, будто и не здесь, не по этим улицам. И снег даже немного обходил его стороной. Так, что черная непокрытая голова оставалась нетронутой. И редко-редко в дневной суете кто-то улыбался. Просто так. Небу, пушинками падающему на ресницы, людям, озабоченно шагающим вокруг, фотографу безуспешно пытающемуся поймать отражение ребятни напротив.
Рука шевельнулась - он недовольно глянул в след громыхающему мимо человеку. Пусть живет. Не время. Впрочем, нарушенное равновесие приходилось снова восстанавливать: кончики пальцев друг к другу, воссоздать нарушенный ток, и смотреть чуть дальше толпы, чуть ближе горизонта.
Он стоял так уже который час: прислонившись к чему-то, неподвижно. Нет, не ждал никого - дольше 15 минут они никого не ждал. Его время слишком быстро тикало, знаете, также сердце отбивается время венам: тук-тук- тук. Люди, которые чувствуют время кожей и всем существом относятся к нему бережно.
Он ловил первый снег. Не руками, языком и глазами, как это порой делают семиклассницы в своих послешкольных играх. Нет. Он пытался почувствовать - какого это быть первым снегом. Что такое быть первым. И почему первый снег всегда так разительно отличается от того, что идет потом. Вроде тот же: мягкий, белый, падает с неба. А совсем другой.
В голове крутились молитвы, нелепо перескакивая с мантр на иисусовы. А потом на запомнившиеся слова Учителя и показанные им техники.И снова на молитвы и людей, с которыми он давно не говорил.
Но даже это беспокойное сознание слов и мыслей оставалось чуть в стороне - потому что главнее снега сейчас не было ничего. Этого, белого, самого первого. С головокружительной смелостью ринувшегося вниз. В распахнутые души бытия.Дочь Мюмлы
Дочь Мюмлы
Мюмла смешно копошилась у самой ноги, осторожно перебирая лапками. Ощущения были смешные. Будто кто-то кисточкой водил по коже. Вот такие у нее были лапки. Девушка наклонилась, протянула руку и зверек быстро взобрался на ладонь: выражение лица при этом сделав крайне недовольное.
- Вот вечно ты так, то не опустишь, то не поднимешь, караул-мои-кармашки, как с тобой уживаюсь.
Глаза у девушки смеялись, но вслух она не стала ничего говорить, лишь серьезно кивнула: маленький рост Мюмлы вовсе не повод не слышать ее ворчания. Мюмла легко забралась на рукав и снова воззрилась на рисунок, что они делали. Все было не так уж плохо, перспектива, перспектииива.
- Вот тут, да, вот, видишь? - маленькие ножки протопали по чернильной черте как по дороге - тут надо аж до той точки повернуть. И тогда все выстроится.
Мюмла довольно припрыгнула, а девушка внимательно просмотрела за ее движениями.
- Может быть, да, наверное, ты права.
Город на бумаге рос. Маленькие ножки чертили дороги, а руки рисовали невиданное.
Потом под картиной напишут "Вау", "Ух ты", "вот это да". Но это все будет не так интересно, как момент, когда Мюмла довольно прыгает по чернильным пятнам.Katleen
]Katleen
Девушка изящно приподняла юбку: краешек пантолонов мелькнул на долю секунды и снова скрылся. "Шарман, Шарман" - шептались вокруг пожилые матроны. Это был ее первый бал. Первый выход. Когда все взгляды, все общество, все кавалеры - смотрят как она ставит шаг, как держит голову, кому шлет улыбку. Она была спокойна внешне, но чувствовала себя мотыльком у костра. Словно крылья шебуршились ее ресницы. Взмах - улыбка, поворот. Вальс этикета, благообразия, юности.
С ума сойти, сколько времени она выбирала эту прическу, эти перчатки, этот оттенок. Целый месяц или может год - уже не упомнить. Первый бал - подруги вздыхали, оказываясь рядом с ее счастливыми глазами. Он будет ее нее.
Девушка подала руку кавалеру, осторожно приподняв край платья - так надо, этот жест покорил ее еще ребенком у одной дамы, он был исполнен грации и достоинства.
В этом была вся она.
Истинный шарм эпохи..Тиушка
Тиуна
Твоих образов у меня россыпь. Так близко мы порой пересекаемся. Я храню их в памяти и душе лучше всякого фотоальбома. Вот ты вышагиваешь по Москве и мы поем. Вот выбираем бурдюк. Вот закрылась журналом до рыжей макушки, сидишь в углу, читаешь. Вот рисуешь смешных котов и по-особенному пьешь чай. Ты всегда его по особенному пьешь: подносишь чашку, отпиваешь глоток и словно замираешь, впитывая вкус. Глотка ли, процесса ли. Вот мы под рюкзаками и впереди закат. Или восход и ты в чьих-то объятьях такая естественная и такая "ничья". Вот цыганка, северянка, рыбачка, англиканка и пейзанка, роххирим и дерзкий воришка. Девушка и капитан. Но какие бы ни были образы, внутри, у самого моего сердца теплятся другие. Быстрый взгляд, мурлык. Смех. Преданность и язвительность.
Я влюблена в тебя по уши, как всегда, не надышишься.
Влюблена до смешных мыслей, срывов, других городов. И не надо ничего доказывать и объяснять. Это и так понятно. Вот тут. Под самым сердцем.
Быть как стебель и быть как сталь,
в мире где мы так мало можем.
Шоколадом лечить печаль
и смеяться в лицо прохожим.
(с) Цветаева
Вахмуркина внучка
Вахмуркина внучка
"...Ее пальцы. Да. Они сводили с ума. Она легко поправляла ими челку или прищелкивала иногда в такт музыке. Особенно когда мы сидели там, в кафе. Где все время играл джаз и блюз с этими ехидными нотками. Я не мог не смотреть на нее. Все время наблюдал как она улыбается музыке, как отбивает пальцами ритм по черному дереву столешницы. Как улыбается иногда. О боже, вы бы видели как она улыбается. У меня меж ребер сердце замирало от ее улыбки.... А потом, вздохнув, бегом нагоняло упущенное. Время, слова, ритм. Ее взгляд.
Даже странно, как я все-таки решился. Помню, она стояла на мосту и разглядывала эти острые смешные пражские крыши. А я шел мимо. Я всегда шел мимо. Нравились мне люди или нет - меня просто несет мимо и я ничего не могу поделать.
А тут поделал.
Нет, не спрашивайте что именно, это нелепо, честное слово. - человек смущенно почесал кончик носа, но вскинул свой взгляд светло-серых глаз, - и вообще, это тайна. Вдруг я ее еще не запатентовал?"
Девушка рядом смеется ему, сияет. Друзья тоже улыбаются: на них тепло смотреть. Она со своими пальцами и глубоким взглядом сияющим улыбкой и он с его непосредственностью и тишиной у сердца. Улыбался - но весь будто для нее. Даже говорил - будто для нее.
Говорят, Карловый мост связывает судьбы. Говорят, на нем рождаются прекрасные сказки. Главное не пройти мимо, правда? И не смолчать.
Алекс
Alexzander
Штрих, штрих. Карандаш сухо сипел над страницей, шеркость которой была типична льну. Штрих. Парень сдул мешающую ему прядку, тряхнул головой.
Штрих.
На страницу ложились тени, ловко, словно оказавшиеся дома. Под чутким руководством они обретали форму и размер, оживали и светились. Никто так не умел. А у него получалось. Светящиеся тени. Словно пронизанные изнутри звездным светом.
- Пф. Сколько патетики, - он смеялся над метафорами, что приходили в его лохматую голову по ночам. Это все кофе - а когда не было кофе, то кола. Она даже приятнее, шипит на языке, в то время как пальцы вертят карандаш:
штрих, штрих, чирк - ластик.
Ластики он не любил. Вообще стирать не любил. Лучше хранить, даже неверные движения - хранить. Опыт же. "Мое". Может поэтому у него до сих пор был этот длинный хвост.
Она все порывалась его обкорнать, подкрадываясь сзади и обнимая его до ключиц. А он мотал головой как волченок и урчал что-то. Когда он рисует - говорить? Вот еще.
Штрих.
Нет, на самом деле, он и правда иногда думал откуда у его теней на бумаге такой свет. Будто и правда откуда-то с неба. Но стоило ему задуматься, как карандаш куда-то девался (она чаще всего выуживала его из-за уха, когда с усмешкой называла растяпой) и приходилось делать перерыв. Нет, лучше не думать. Просто - движение, рисунок. не глядя на результат, упиваясь процессом. А потом поднять голову...отойти, зажимая волосы в хвост и ...
"Смотри, - смеется - теперь зверьку придется рисовать дом, без него он промокнет вооон под той тучей, за краем листа" - обнять ее. Потому что она все так понимала. И теням было откуда брать свет.Electro-Lit
Electro-Lit
- Как ты думаешь, если я разбужу ее сейчас, она проснется? - голосок был смешон, словно кто-то надышался гелием, и шел из всегда непонятного "над ухом".
- Не уверен, что это хорошая идея. Сколько раз пытались и что было? - этот голос был взрослее, взвешенее, словно на голову выше предыдущего - Нас принимали за будильник и вооон о ту стенку. Я же едва тебя поймал в прошлый раз
- В этот раз получится, правда! И вовсе ты преувеличиваешь, никто никого не бросал - маленькая ладошка уже почти коснулась большого теплого плеча
- Далёко-далёко... на озере Чад - девушка заворочилась, что-то бормоча, и перевернулась на другой бок, сдувая непослушную челку. Куклёнка замерла, хлопая глазами и переводя дыхание.
- О чем это она? - ее глаза неотрывно следили за старшим - о чем? Что такое Чад, ты знаешь?.. Эжин?
- Слышал. Иди сюда, поближе, я тебе расскажу. - Он сел на стол, под большую лампу. - Пусть спит, мы завтра ее разбудим, правда - Он наблюдал, как девочка смешно перебиралась через складки одеяла, путалась иногда в платье, но наконец добралась. Легко подняв ее к себе, он полуобнял ее, дыша теплом волос и начал...
- ПоСлушай... Далеко-Далеко, на озере Чад, изысканный бродит жираф
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Эжин и дальше тихонько рассказывал сказку малышке, иногда перевирая слова и интонации из-за чего та смеялась и закрывала нос ладошками - чтобы не разбудить. А девушка спала, улыбаясь во сне - потому что, кажется, кто-то читал ее любимые стихи. Вслух.Непохожая_на_сны
Непохожая_на_сны
Ветер трогал камыш.
Своей длинной тягучей рукой. Тот послушно шуршал и тянулся ввысь.
Ветер трогал камыш.
Мы шли той древней тропой.
Той самой, о которой говорила баба Клара перед тем как совсем заснуть в своем кресле - качалке.
Я все удивлялась, откуда у нее столько важных для миру слов. Она ткала их морщинистым ртом, как пряжу - старыми руками.
Мы шли той древней тропой.
А я напевала вслух. О том как печален свет. И тих. И упрям. Пробивается из-за туч. Как будто бы светит нам. В ненастный пасмурный день.
Натыкаясь на профиль твой, огибает его, оставляя след. Так похожий на нимб. И тысячи лет подряд я украдкой смотрю.
А ты все молчишь.
И ветер шатает камыш.
И мы идем по заросшей тропе.
Будто бы врозь. По одной колее.
ПС. Оборванно, недосказано, недопето. Но так видится, и пусть будет. Kopi Luwak [L]Kopi Luwak[/L]
Когда с севера идут тучи, все закрывают окна. А я беру свой зонт и выхожу к ним навстречу. Они заглядывают в окна и мохнатыми боками толкутся над шпилем ратуши. "Почеши нам животик, пощекоти". И я слышу их зов. Но все считают его за вой ветра и закутываются в плед. А я говорю вслух. Чтобы они слышали. И верили, что и они нужны. Такие кудлатые, махровые, холодные и серые.
Бывает, они плачут. Проливают слезы прямо на наши крыши, играются в водостоке водой и катаются по полукруглым спинам зонтов. Но я не ношу открытым зонт. Только закрываю его так, чтобы видеть их робкие улыбки своим шалостям.
Что? Вы не знаете как улыбаются облака? О, вы просто забыли. Они растягиваются и чуть -чуть лопаются от смеха. Тогда дети угадывают фигуры в небе. Радостные вскрики узнавания - и есть их улыбки.
Все люди чуть-чуть забывают об этом, выростая и приземляясь.
А они помнят и ждут.
Когда вы снова выйдете к ним на встречу.
Ведь они так долго шли.
С самого севера.
ПС. Написано, вдохновенно по следам одного из постов. ) Ассоциацией больше, но эта была сильнее всех).Foxy-The-Wendigo
Foxy-The-Wendigo
Море шуршало песком и водорослями. Такое большое, соленое и мокрое. Необъятное.
Лапы устали, ныли, где-то саднили.
Море выгибалось волной, почти касаясь белого меха. Почти.
Черный нос высох от соли и ветра.
Море шумело и ревело: мой, мой, мооой... Отражалось от неба, дробилось о скалы и снова возвращалось.
И голову не повернуть, и глаз не сморгнуть. Так и сидеть. Пока не упасть.
" Это теперь дом?"
- Да, да, да, мой...
"Не слушай его, не слушай. Посмотри на небо".
- Нет, нет, нет... мой. Целиком.
И взгляд остановлен, закован, присвоен. Даром, что черный, живой, с искристыми лучиками хитрости. Теперь весь, до конца - морской.
"Лисы не умеют жить у моря".
- Живи, живи... живи... Со мной.
Лис грустно окинул взглядом бескрайний простор водных барашков.
"Я даже не умею плавать...Как мне тогда покорить тебя?"
- Просто будь... будь... будь...
" Но ты же уйдешь, покинешь, бросишь... Если я не смогу покорить тебя".
- Я всегда буду тут... тут... тут... Только будь со мной.
Лис вздохнул, протягивая лапу вперед... Волна нежно лизнула, солью проникая сквозь мех, к самой сути...
" Как я могу спорить с тобой?... Я уже твой..."
- Мой...
Солнце садилось на востоке, как всегда, ухмылялось своим большим уверенным боком.
Но я так и не оторвал своих черных глаз...
Много лет спустя, кажется, я наконец был дома.
ПС. Вышло очень странно, не так радужно, как я думала... но у меня все ассоциации такие, тяжелые для всех, видимо). Мур:*RamyraeeRamyraee
Здравствуй, звезда жизни моей.
Беря в руки перо, я не знаю какому из твоих образов писать. Бесценной подруги, чье внимание, терпение, мудрость и любовь всегда поддерживали меня? Чьи дети мне ближе, чем мифические "собственные", и с кем я готова разделить свою жизнь - на этом свете или том?
Ехидному змею, чей выдуманный облик покорил мое юное сердце очень правдиво и совсем реально, ненароком превратив мою жизнь в сказочный сюжет, где было место камину и обшарпанному креслу, консервированным персикам, таверне "Гарцующий пони", ханты-мансийским ругательствам, танцам под выдуманной луной и таинственному шепоту мирозданий? Я тогда писала стихи и взахлеб собирала воспоминания, изучая новые реальные города и выдуманные словесные пространства.
А может быть мне написать юному детективу, Рамире, чей светлый и упрямый облик ткал очередную сказку вокруг себя? Чье невероятное упорство и хрупкость воплощалось потом не в одной реинкарнации, раз за разом воспроизводя самый верный и удивительный образ женщины. Женщины-сила и женщины- верность, той, кто умеет любить как никто другой... и бороться, если есть шанс. И отступить, выживая, если его нет. Но знаешь, что самое потрясающее было в этом облике? Рамирой ты не только завораживала этот мир, подобно юному Вершителю, словесно заклиная его на безумства и завихрения... Ты еще и умудрялась в реальности собрать нас, познакомить, объединить. Так, что мою жизнь раскрасили и иные звезды, что россыпью все еще горят на небосклоне моего сердца.
Или написать КеласуЛаари, что лихо заводил одну пиратскую Гильдию, за другой, деля цифровые пространства с полсотни виртуальных пиратов? Да, здесь и Келас, и Рамира... Но одно без другого редко существовала для тебя в равновесии. Я помню как мы тогда начинали, зажигаясь от трудностей и исследований. Как толком не спали, раз за разом решая чьи-то проблемы или наслаждаясь игрой. Помню как ты вела нас в бой и учила радоваться жизни в простом общении под нарисованными звездами на Острове Купидона или Городе Драконов.
А может выдохнуть имя Этери, и преобразиться в персонажа, что яркой линией прошел через наши пару лет. Кем бы он был, если бы не твой талант игрока? Чем бы он стал, обычной запятой? Нерожденным тысячным каноном? А мир, этот мир магии, Энвирон, что я все еще лелею отобразить на странице книг... Был бы он без тебя?
Кем бы ты ни была, я всегда узнаю ехидство Хадесса и звездность Келаса, всегда вижу спокойствие Рамиры и волшебность Этери... Всегда чувствую настоящую Тебя, сокрытую подобно луковице под множеством одежек. Ту, что может печь пироги и слизывать слезки в тишине очередного города. Ту, что умеет улыбаться и создать праздник из ничего. Ту, что имеет столько талантов, но самое главное, ту, которую люблю я всей душой.
И самое прекрасное, что эта жизнь не заканчивается, снова и снова населяя созданные миры. Такова радость демиурга. Вершителя. Чье сияние не затушить неурядицами и хитростями судьбы.
Я заканчиваю, улыбаясь.
Твоя, я.Raven Lutzger (Она же ~ Fata Morgana ~)
Укололась. Палец заныл, распускаясь каплями алого и черного. Она не выдержала и дернула руку к губам. Пусть не вылечит, но станет легче. Как в детстве, когда ушибешься - кто-нибудь прибежит подуть и поцеловать. Не всегда мама. Не всегда папа. Но кто-нибудь. Забавно, что вырастая мы зачастую ждем того же - подуть и поцеловать. Когда больно и плохо.
Мгновение слабости миновало как и лишние мысли. Она снова сосредоточилась. Детали были настолько мелки, что ей приходилось наклоняться к самой столешнице и задерживать дыхание. Волосы чернели за ушами. Где-то были даже заколоты. Смешными розовыми заколками с зайчиком. Других не было и о внешнем виде она прямо сейчас не думала. Нужно было сделать быстро и правильно.
Другого шанса не будет.
Глаза болели. Сколько она так уже сидит? Пять минут? Час? Может быть вечность? Она не считала. Да и не по чему было. Из стабильности вокруг только и было что ее сердце, качающее кровь со стуком. Где-то, даже, скрипом. Как ей казалось. Когда она слишком долго слушала его. В тишине.
С громким шорохом девушка откинулась на спинку высокого стула.
"Лучше бы оно не было стабильно. Ныло, билось, замирало, выло. Но не меряло время с такой пугающей точностью спокойствия."
Шея затекла от неудобного положения, но она не шевелилась, позволяя длинным прядям волос падать, почти достигая пола.
Щелк.
Звук сработавшего механизма вернул ее мгновенно в исходную позицию: замершее дыхание, длинные пальцы над мелкими деталями, откинутые прочь волосы. Ей оставалось совсем чуть-чуть, она знала это. Она так многое стала знать, когда освободилась. Словно открыли канал, раньше сдерживаемый плотиной. Мысли, чувства, сны, ощущения - все это перестало быть загадкой. Можно было подумать "Завтра будет дождь". И завтра был бы дождь.
"Но ... "
Подумать она не успела. Пинцет в ловких пальцах задрожал. Шестеренка, едва с игольное ушко, соскользнула вниз.
- Черт! Никаких мыслей, отставить, перестань. Дыши и делай.
Отчаяние вырвалось в сорванных движением нелепых заколочках, когда ее пальцы стремительно запутывались в собственных волосах. "Я больше не могу, не могу, ... не мо гу". Если бы она еще умела плакать, она бы разрыдалась. Из глаз капала бы зелень радужки, соль и тушь. А она снова бы ладонями скрывала всхлипы.
От кого? Если бы умела.
Пульс. Пульс. Пульс.
Даже в эти мгновения оставался мерным. Ей даже не нужны были часы.
Два шага. Столько до окна. Два вздоха - заметить привычные детали. Один раз сморгнуть - чтобы отвернуться. Она здесь слишком долго. Чтобы еще смотреть. На столе лежат шестеренки. Надо всего лишь доделать. Прямо сейчас доделать. И тогда...
Она вернется. Прямо сейчас. Найдет рассеянно две розовых искорки, заколит волосы, повыше подтянет рукава. И сядет на самый край высокого резного стула. Ее лицо не будет выражать эмоций. Ее глаза не сморгнут. И дыхание не собьется. Она даже губу не будет прикусывать, как делала раньше, сто раз. Она просто возьмет пинцет. И доделает. До щелчка.
А когда проснется... сердце ее... будет ныть.
И придет весна.
Следующий .Kayale.