Странно мне.
Стул, качаясь, окунается ножкой в темноте. Тапки уютно утроились на швейной машинке, которая давно стоит под столом. Наушники скрипят и шуршат, отражая ночь и тишину. Музыка как-то слишком та.
Я качаюсь на стуле. Смотрю в яркий монитор с десятком приложений и качаюсь на стуле, оберегая сон любимых людей и не о чем толком не думая...
Справа спит брат, слева Тиу. Она немножко меня недождалась, буквально пять минут...
- Сейчас, сейчас я почти! Почти закончила! Йеее...-это был уже час, как я возилась с простым вопросом по экзамену... И тут поняла, что еще не все. Еще один источник. Вдруг. Вылез.
- Знаешь, я еще не заснула только потому, что не накрылась одеялом. У тебя еще есть шанс.
Шанс дернул головой и показал язык. Через десять минут я уже смотрела на нее: калачик, в своей истинной первозданной форме. Знаешь, Тишь, ты совсем друга когда спишь. Тебя невозможно разбудить. Ты просто спишь и хочется сесть на полу, прислонившись к кровати спиной и крутить в пальцах сигарету... Но не будить тебя.
Я опоздала буквально на пару мгновений. Может быть секунд. Тех самых, когда последние реснички успокоились, устроившись и замерев.
Теперь я качаюсь на стуле. У меня давно уже бессоница, всего полвторого. У меня висит 4 случая, которые надо было сдать неделю назад.
И ... У меня совсем недавно стало грустно и гулко внутри.
Тишина, тянущая за собой, засасывающая внутрь. Тишина, тянущая за собой, засасывающая внутрь. Не справляюсь я с ней. Не справляюсь до спасительных смс и мессаг кому-угодно. Только бы не чувствовать себя в этой потерянности, растворенной почти до конца, до вопиющего промежутка остатком. До пробела между парой слов.
Старый страх. Остаться никем, запятой, узколицым бесчисленным людом. Старый страх, что порой так изящно готов поговорить о старом. Вспомнить былые времена.
Помню, тогда на меня падали потолки. Я могла просто лежать навзничь, рассматривая белое растянутое полотнище над головой, с мелкой крошкой побелки, что если приглядеться, так хорошо видна, и видеть как трескается эта белизна и куски бездушного бетона давят меня вниз, куда в невозможности.
Тогда мне бывало особенно плохо и я резала мысленно потолки на куски, печально и со свистом падающие вниз.
Еще я кусала ладони и оставляла неровные следы на белой коже... И была как-то непоправимо невозможно влюблена во весь этот мир, до слез и до улыбок. До романтичности и безумия, когда "все-для-тебя". Тогда я считала себя циником- романтиком с обломанными крыльями. Хотя нет, вру. Так мы стали говорить с подругой уже в 11 классе. Уже после хадесса, это понятно. Тогда у меня в крови впервые активировался этот микротолуол язвительности и зубоскала.
Тишина внутри. Куда все делось? Вся та безумность, от которой сводило зубы, как от холодного глотка... Почему осталась только прищуренная бесстрастность с мягкой улыбкой-для-всех. Не могу знать. И кто из настоящая тоже.
Мысли в самый раз, однако, для ночи и темноты. До невозможностей. Мысли, которые уже не держат форму, расплываясь внутри тишиной и подвисшей пустотой.
Я ничего не могу с собой сделать. Я могу только складывать паззл кусочками слов и надеяться, что продержится он чуть дольше замков на песке.
Не более того.
Спите, любимые. Вы рядом и от этого просто проще.