Быль и сказка

[zarnica]

Замок звучал. Он весь был наполнен звуками. Звонкостью смеха, пронзительностью детей, мелодичностью звуков инструментов и шкворчанием кухни. Когда мы приехали, я даже прижала уши, таким огромным он мне показался. Переходы, лестницы, закутки, внутренние дворики и двери, бесчисленное количество дверей. Они все по-особому открывались и закрывались. Какие-то, оставляя навсегда запертыми, какие-то никогда не запахивая.
Мне казалось, мы потерялись. Сразу. В этом огромном, необъятном пространстве. Для квартирных умов оно было такие восхитительным и сложным, что я все время ощущала потерянность. Где все? В зале? В каминном зале? В башне? В комнатах? В бане? Эти вопросы не давали расслабиться, каждое мгновение прислушиваясь к происходящему. И люди, "другие" люди. Не свои. Не наши.
Меня не изумляли домашние тапочки или пижамы на детях - так и надо, так и должно быть, пусть и ковры, и дубовые стулья ждут других одеяний... Но меня почти пугали "рабочие". Слуги. Так бы их назвали в другие времена... Те, кто трудятся за деньги и "прилагаются" к замку. И ты все время сначала спотыкаешься о них взглядом, ощущением, улыбкой. А потом постепенно они сливаются с окружающем. Как фигуры с фоном. Ты видишь их, говоришь, улыбаешься. Но они перестают быть значимыми фигурами. Значимы те, кто сейчас поют, прыгают, шепчутся в уголке. А они - для того, чтобы тебя не напрягать. Так это ощущается. И ты с усилием либерального сознания это постепенно принимаешь.
Замок создан для людей. Для большого количества. Которое не потеряется там, беспомощно открывая многочисленные двери. Которое будет здесь повсеместно. На ступенях, галереях, коридорах и в комнатах. А при нас он был тих и задумчив. Иногда - даже ехиден.
Мы могли встретится в коридоре. Все с разных сторон. И решить идти в третью. Могли стоять на ажурном мостике через искусственный ручеек во дворе. И разглядывать профиль башни...
И можно даже было испугаться, когда мы с Лизочкой пошли ночью ее исследовать...

Каминный зал с глубокими диванами и необъятным столом "Здесь и сидел Артур" - думается мне. Сбоку небольшая дверь и за ней сразу крутые ступени. Поднимаешься, заворачивая за угол, в чернильную темноту. И сердце ёкает.
- Шани, шани, давай не пойдем...
Но ты уже на последней ступеньке, храбришься, выглядывая на маленькую золотоволосую девочку.
- Мы уже пришли, разве тебе не интересно?
- Очень интересно
- Тогда смелей.

Когда глаза привыкают к темноте, они выделяют нерезкие тени от лунного света. Они не глубокие, ибо окна узкие и высокие, но мы все равно можем видеть. Кровать с высокими ножками, комод, занавеси. А потом я нахожу выключатель и щелкаю им, пугая темноту, отбрасывая ее в углы и укромные места. Зайчики хрусталя сверху выделяют краски балдахинов и обивки. Мы как будто в сказке. Лизка смеется, выбегая вперед.
- Смотри, это прямо покои.
- Да.
Но лестница вьется дальше и я уже забираюсь на нее, зовя негласно за собой. Вот еще комната, и еще. Дух захватывает, а ступеньки все круче. Но с последним витком заканчиваются тупиком. Лестница просто уходит в потолок. И если сидеть на самом верху, то только маленьким, сложившись втрое.
Мы выдыхаем азарт. И, рассматривая картины, спускаемся вниз.

Двое мужчин растапливают камин. Сухие поленья удобно ложатся в печь, а огонь резво начинает свой танец. Но дым не уходит, едко забивается в глаза и в нос, и нагоняет тумана на наши лица. Первыми уходят мамы с грудничками, потом и мы выбегаем. Это весело, что камин выгнал нас. Будто не навел марафет, смущаясь, попросил подождать. Действительно. Через час Че нашел нужный механизм, и оставшуюся ночь мы грели пятки и души в неярком пламени ручного костра.

На галерее между башней и другими помещениями холодно. "По ней надо обязательно бежать". Шутит Тиунка, когда рассказывает впервые нам что здесь где и как. Теперь Лизка всегда там бежит, хоть пол и под наклон, и даже немного криво. Но огромные стулья и окна скрашивают ощущение морозного воздуха. Остужают голову, возвращая на мгновения в реальность. За окнами привычный российский пейзаж: заброшенный пустырь, невысокие крыши изношенных домов, и огромное полотно неба. А потом ты вдруг понимаешь, что окна круглые, как в самой любимой детской сказке... И замираешь от восторга, протягивая руки к полукружиям рам.

- Шани, Шани, пойдем...
Нас ждет еще одна лестница. Я берусь за перила и скачу по ступеням, так мне удобно. Иначе ноги не хотя доставать в привычном ритме по поверхностям лестницы. Зеленый зал трактира так похож на придуманное нами когда-то пространство, что хватает нескольких рук, чтобы на один вечер он наполнился тайной, теплом и причудливыми людьми.
Вот хоббиты, они веселой толпой смеются и хохочат. На них уютные жилетки и недлинные штаны. Мериадок Великолепный нежно поглаживает часы и встречает нас как истинный хозяин. Его племянник и жена не отстают в изысканности, словно тишина делает им особое приглашение, уважая немногословность и доброту. И всё любви покорно, когда милая Розалинда Кролл влюбляется в огромного Конрада, никто не удивляется, даже если она хоббит, а он человек.
Вот высокая роххиримка Тиуна Эрхаровна, она и сейчас сильна словами и делами. Быстро организует праздник, ловко в тени общаясь с реальностью и неприятностями так, что виновники торжества не узнают сколько естественных препон приходится преодолеть в процессе. А рядом с ней крепкий гном Наин, они оба - мастера ехидства и прекословия. Но поднимать бокалы и громко чокаться - это его, Наина, конек. Мы каждый раз пьем, даже за феерические слова вроде "За за про про!". Лучше и не скажешь.
Где-то наверху, в покоях, двое людей затягивают Брекекекс Волд в корсет. Рамира шипит и ругается на скользкую ленту в руках, а Бранд успевает пококетничать с девушкой, которая то и дело заливается краской. А куда деться, вся их, безраздельно.
Маленькие хоббитята бегают кругами, то и дело задевая длинные полы платья эльфийки. Ей осталось всего несколько штрихов, чтобы выглядеть безупречно. Эланиэль знает, что будет единственным представителем старшего народа, а потому старается, показывая всем пример.

Действо оживляет замок совсем с новых сторон. Он любопытно заглядывается на шумное празднество. Прощает им все сразу, и плач по ночам, и мокрые следы после бассейна, и даже крошки на столе.
Весь мир живет в такие моменты.

Потом, когда дети наконец уснут, и раскиданные "снаряды" с осады Минас Тирита упокоятся на днах коробках... Мы соберемся в круглом каминном зале, крепко прикрыв двери от приведений прошлых жизней. Мы сядем рядом, как когда-то придумывали в словах и образах. И зажжем веселый огонь. Он будет светить нам в лица, не давая скрыть навернувшихся слез и набежавших лет. преданных глаз и сплетенных рук. Нежных касаний любви и сложных знаков прошедших историй... Мы будем сидеть, ощущая терпкое вино на языке и светлую тишину в мыслях. Кто-то вытянет ноги на соседний стул, кто-то прикорнет на надежном плече. Кто-то прикроет уставшие глаза.
Снова и снова слова сплетутся в истории, а те превратятся в легенды и байки... Звон бокалов еще не раз заполнит паузы между песен, а волшебное слово "Мур" скрасит шершавости и непонятности... Но что-то так и останется в том зале, навсегда, наверное. Теперь мы точно знаем как выглядел наш Бри. Бри, в котором мы все когда-то так близко притерлись друг к другу, что не помешали ни года, ни расстояния, ни превратности судьбы, чтобы снова и снова оказываться под одними бликами костра.
Даже домашнего.

И если мы совсем устанем, и захотим всегда сидеть в тепле и покое, то наши дети будут бегать по галереям и говорить потом, полушепотом "Как мне понравилось играть с..."

Но за ночью всегда приходит день. Спешно скрывает сказки в далекие закрома и уголки улыбок. Сменяет причудливые наряды на удобные штаны и куртки. Рассаживает нас по машинам и относит на очередные полгода.
И только замок остается на том же месте, своими стенами неумолчно утверждая: сказка есть.
А с ней и вы.