Лучший

Королевство полной луны - пожалуй, лучший фильм десятилетия.
Столько отсылок, образов, метафор. Великолепная работа. Безумный темп. И невероятный саундтрек.
Я действительно уже забыла каким бывает настоящее кино

Must see
А я пойду еще

ПС. Я никак не могла понять откуда такое несуразное название? Но после просмотра понимаешь - другое просто невозможно
ПС2. Видеть любимых актеров на вторых ролях, чтобы дети были ярче и выпуклее - это чудо
ПС3. И это лучшая история о любви
И у меня давно не было столько визуального и скоростного восторга. Там каждый кадр на месте. Я потом еще напишу, потому что пока в голове восторженный писк.

@темы: сокровища

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Минуты лета

***
- Ой, смотри, лебедь плывет - я свесилась через перила, стараясь побольше разглядеть шеи и крыльев.
- А ты когда-нибудь видела как они по земле ходят? Они тогда похожи на динозавров. Лапки маленькие, шея длинная и чап-чап-чап.

***
Под проливным дождем стоят люди с зонтиками, перед ними пустая деревянная сцена и под тентом играют музыку. Веселую, разную. Тент иногда провисает и тогда мальчик - не музыкант обходит гитариста и тычет палкой в тент. Слева сверзается водопад.

Перед нами две девушки сняли босоножки и сели на скейтборд под зонт. Ноги мокнут, но их спины совсем рядом. Им хорошо.

Толстая некрасивая леди вышла танцевать на деревянную сцену и никого не стесняясь выделывала там па полконцерта. Я выбирала такое место, чтобы желтый зонтик девушки передо мной закрывал от меня ее. Так я могла не отвлекаться и слушать.

Маленький мальчик в коротком комбинезончике и смешной шляпе шустро бегает между зонтоголовыми. Его папа тоже зонтоголовый, но такой высокий, что мальчику не хватает зонтика и он все время мокнет. Рыжая девушка отдает ему огромный зонт с ручкой. Мальчику сначала прикольно его держать, но потом он устает. И тогда папа кончиками пальцев держит зонт за крышечку, а мальчик стоит внизу и танцует.

***
- Эти ребята приехали к нам из Израиля и никогда не выступали в Москве, поприветствуем их! - разрывается ведущий.
На сцену выходят 6 классных парней. Кто с контрабасом, кто с барабанами, кто с гитарой, кто с голосом. А один с трубой. У него рыжие штаны, огромный ирокез и он классный. Они играет минуты три, а потом рыжий выходит под самый дождь и кричит:
- Привет, Москва! Чего вы сидите под своим скучным тентом на пластиковых стульях, идемте танцевать!
Публика вяло реагирует и он добавляет
- Неужели Москва не танцует под дождем?!
И через 10 минут деревянная сцена прогибается под десятками голых пяток, вскидывающих людей в прыжки и в странные фигуры. Они танцуют самозабвенно и весело. А на полянке стоят зонтики, под каждым из которых прячется сумка или кеды.

@темы: хочешь чаю?, разговорная жизнь, я стар - я суперстар, Слова

---

Вернувшись

Апнем-ка upd 18-07-2012

upd 15-02-2012,

Хах) Два часа сидела, делала себя в аниме-варианте. ))

Дальше

Университет (16-20)

Подросток (10-14)

Сорванец( 4-7)

Малыш

Стать анимешкой.
ПС. Съемки прошли отлично, впереди снова куча работы, так что день кабачков был очень кстати. (Кабачки - это такие существа, которые целый день ничего полезного не делают. )
ППС. Чо, как?) Похожа?) ^^

запись создана: 07.11.2011 в 00:39

@темы: хочешь чаю?, я стар - я суперстар, обо мне, Рисунки

---

Для струнных душ

Отрывок из книги Рэя Бредбери "Зеленые тени, белый кит":

Я вышел из паба, навстречу воскресной непогоде.
Я стоял, глядя на улицы и тучи из серого камня, на снующих озябших людей, выпускающих продрогшими губами серые траурные шлейфы.
Такие дни, думал я, заставляют нас делать то, чего мы никогда в жизни не делали, — путают все наши карты, раздражают. Помоги Господь тому, кто не отдал свои долги в такой день.
Как флюгер на слабом ветру, я тупо повернулся. Я стоял не шелохнувшись. Я слушал.
Мне почудилось, что ветер крепчает и дует с запада, неся с собой щипки и звоны, — бренчание арфы.
— Хорошо, — прошептал я.
Все свинцовые морские воды с ревом хлынули в дыру в моем ботинке, словно кто-то вытащил пробку. Я почувствовал, как улетучивается моя печаль.
И повернул за угол.
А там сидела маленькая женщина, раза в два меньше своей арфы, ее руки были протянуты к струнам, дрожащим, как ребенок под мелким прозрачным дождем.
Нити арфы вздрогнули. Звуки растворились, словно рябь на потревоженной воде, набегающей на берег. Из арфы выскочил «Мальчик Дэни». Следом — «Зеленое платье», застегнутое на все пуговицы. Потом — «Я Шон Лайм из Лимерика» и «Шумные поминки». Звуки арфы ощущаешь как шампанское, налитое в большой фужер, — щиплет веки, ласково брызжет на лоб.
На моих щеках расцвели испанские апельсины. Дыхание играло в ноздрях, как на флейте. Ступни тайно задвигались, затанцевали в неподвижных ботинках.
Арфа запела «Янки Дудль».
И я снова опечалился.
Ведь она не видит свою арфу, думал я. Не слышит музыку!
Действительно, ее руки, сами по себе, подпрыгивали и плескались в воздухе, щипали струны — два древних паука, занятых своей быстро сплетенной паутиной, порванной ветром и обновленной. Она позволяла пальцам играть самим по себе, а ее лицо поворачивалось то туда, то сюда, словно жила в соседнем доме и ей нужно было только время от времени выглядывать, чтобы руки не натворили бед.
— А-а, — вздохнула во мне моя душа.
«Вот он, твой шанс!» — почти вскричал я. Боже, ну конечно!
Но я промолчал и дождался, пока она сорвет последние грозди и пригоршни из «Янки Дудль».
С сердцем, колотившимся в горле, я сказал:
— Вы великолепно играете.
Мое тело лишилось тридцати фунтов веса.
Женщина кивнула и заиграла «Летний берег», пальцы ткали мантильи из одного только дыхания.
— В самом деле, вы играете замечательно, — сказал я.
Еще двадцать фунтов долой.
— Когда играешь сорок лет, — сказала она, — то не замечаешь.
— Вы так прекрасно играете, что могли бы выступать в театре.
— Да ну вас!
Тут словно два воробья клюнули в плавно крутящийся челнок.
— С какой стати я должна думать про оркестры?
— Это работа в помещении, — сказал я.
— Мой отец, — сказала она, пока ее руки то удалялись от нее, то возвращались, — сделал эту арфу, он хорошо играл и меня обучил. Он говорил — Боже упаси тебя от игры под крышей!
Пожилая женщина прищурилась, вспоминая.
— Играй за театром, перед театром, везде, говорил он, но не играй внутри, где музыка угасает. С таким же успехом можно играть на арфе в гробу!
— Разве инструмент не портится от дождя?
— Это под крышей арфы страдают от жары и паров, говорил отец. Держи ее на воздухе, пусть дышит, набирается из воздуха тончайших оттенков и тембров. К тому же, говорил он, когда покупают билеты, каждый думает, что может орать на тебя, если ты ему не угодил. Избегай этого, говорил отец, в один год тебя назовут талантливой, в другой — бездарной. Иди туда, где они будут проходить мимо; если им понравится твоя песня — ура! А те, кому не понравится, уйдут из твоей жизни. Вот так, доченька, тебе будут встречаться только те, кто приходит по зову сердца. Зачем запираться в компании всяких злыдней, когда можно жить на свежем ветерке улиц вместе с послушными ангелами. Но я слишком увлеклась. Так что?
Она в первый раз пристально посмотрела на меня, словно вышла, щурясь, из темной комнаты.
— Кто вы? — спросила она. — Вы развязали мне язык! Что у вас на уме?
— Ничего хорошего не было, пока минуту назад я не завернул за этот угол, — сказал я. — Я готов был свалить колонну Нельсона, устроить скандал в очереди за билетами в кино, готов был то рыдать, то богохульствовать…
— Не могу вас таким представить. — Ее пальцы соткали еще один ярд песни. — Кто же заставил вас передумать?
— Вы, — сказал я.
С таким же успехом я мог пальнуть ей в лицо из пушки.
— Я? — сказала она.
— Вы подобрали день с мостовой, встряхнули его и пустили бежать дальше со свистом.
— Я это сделала?
В первый раз я услышал, как из мелодии выпало несколько нот.
— Или, если хотите, ваши руки, которые заняты своим делом без вашего ведома.
— Надо же одежду стирать, вот и стираешь.
Я почувствовал, как мое тело наливается свинцом.
— Не делайте этого! — сказал я. — Почему мы, прохожие, должны восхищаться этим, а не вами?
Она закинула голову; ее руки задвигались медленнее.
— А почему вас интересуют такие, как я?
Я стоял перед ней и мог бы рассказать, что поведал мне старик в убаюкивающей тиши паба «Четыре провинции». Мог ли я сказать про гору прекрасного, которая росла всю жизнь и заполнила мою душу, и про самого себя с детским совком, раздающим это прекрасное всему миру по крупинкам? Должен ли я перечислять все, что задолжал людям на сценах и голубых экранах, которые заставили меня плакать, смеяться или просто вдохнули в меня жизнь, но никто в затемненном кинотеатре не обернулся и не осмелился крикнуть: «Если тебе нужна помощь — я твой друг!»? Припомнить ли для нее того человека в автобусе десять лет назад, который так легко и непринужденно смеялся на заднем сиденье, что его смех заставил каждого из нас растаять и весело захохотать, катиться кубарем из дверей, но ни у кого не хватило смелости прерваться, коснуться его плеча и сказать: «Вы доставили нам огромное удовольствие. Господь вас благослови!»? Мог ли я ей сказать, что она лишь частица большого счета, задолженность по которому давно просрочена? Нет. Ничего из этого я сказать ей не мог.
— Представьте.
— Пожалуйста, — сказала она.
— Предположим, вы — американский писатель, разыскивающий материал далеко от дома, жены, детей и друзей, в мрачном отеле, в гнусный серый день с битым стеклом, жеваным табаком и закопчепным снегом в душе. Представьте, вы гуляете по холодным улицам и тут встречаете маленькую женщину с золотистой арфой и все, что она исполняет из других времен года — осени, весны, лета, приходящих и уходящих для всех. И лед тает, туман рассеивается, ветер пышет июнем, и чувствуешь себя на десять лет моложе. Представьте, пожалуйста.
Она оборвала мелодию.
Ее поразила внезапная тишина.
— Глупый вы, — сказала она.
— Представьте себя на моем месте, — сказал я. — Возвращаюсь в отель. И по пути мне захотелось что-нибудь услышать, что угодно. Игру. И когда вы играете — уйти за угол и слушать.
Она положила пальцы на струны и замерла, зашевелив губами. Я ждал. Наконец она вздохнула, застонала. И вдруг закричала:
— Убирайся!
— Что?..
— Из-за тебя я разучилась играть! Смотри! Ты все испортил!
— Я только хотел сказать спасибо…
— Моей заднице! — закричала она. — Что за дубина, что за дурень! Занимайся своим делом! Своей работой! Оставь меня в покое! Ах, мои бедные пальчики, загублены, загублены!
Она пристально смотрела на них, затем бросила на меня яростный взгляд.
— Катись отсюда! — заорала она.
Я в отчаянии убежал за угол.
Вот, думал я, добился своего! Благодарностью убил. Это про меня. Дурак, держал бы язык за зубами.
Я прислонился спиной к стене здания, сползая вниз. Должно быть, протикала минута.
«Пожалуйста, милая, — думал я, — ну же. Играй. Не для меня. Для себя. Забудь, что я сказал! Умоляю».
Я услышал несколько слабых, нерешительных шепотков арфы.
Опять пауза.
Потом, когда ветер задул снова, он принес звуки очень медленной мелодии.
Это была старинная песня, и я знал ее слова. Я пел их про себя.
Шагай легкой поступью под музыку,
Не повреди нежных травинок,
Жизнь проносится бурей,
Как песок в часах,
Легко плыви в тени,
Грейся лениво на солнышке,
Благодари за жажду и утоление,
За обеды, вино и женщин,
Думай о том, что жизнь скоро пройдет,
Ходи осторожно по клеверу,
Чтоб не поранить ни одного любовника.
Так уйди из жизни,
Поприветствуй и отблагодари
И засыпай, когда все сделано.
За этот сон дорого заплачено.
До чего же мудра эта женщина, думал я:
Шагай легкой поступью под музыку.
А я чуть не растоптал ее своими похвалами.
Чтоб не поранить ни одного любовника.
А она вся в синяках от моей доброй бездумности.
Но теперь песней, научившей меня большему, чем я мог высказать, она успокаивала себя.
Я ждал, пока она уверенно играла третий куплет, и только потом снова прошел мимо нее, приподняв шляпу.
Но ее глаза были закрыты, и она слушала то, что делали ее пальцы, перебирая струны, как нежные пальчики молодой девушки, которая впервые познала дождь и подставляет свои ладони под его прозрачные струи.
Она продолжала, нисколько не беспокоясь, потом слишком беспокоясь, а потом ровно столько, сколько нужно.
Ее губы были чуть поджаты.
«На волосок от гибели», — подумал я. Еще бы чуть-чуть.
Я оставил их, двух подруг, встретившихся на улице, — ее и арфу. И побежал в отель, чтобы поблагодарить ее единственным известным мне способом — делать свою работу, причем на отлично.
Но по дороге заглянул в паб «Четыре провинции».
Под музыку по-прежнему шагали легкой поступью, и по клеверу ходили осторожно, и ни одного любовника не поранили, когда я распахнул дверь в поисках того человека, чью руку мне хотелось бы пожать больше всего.

@темы: надцатого мортабря ниоткуда, с любовью, сокровища, Цитаты

---

Самоописание в 18

"Немножко ветренное и совершенно взбалмошное недоразумение. Родилось и выросло в Москве. Чем гордится. Имеет длинющую родословную. Знает по именам всех теток и прадедов.
Любит улыбаться и рассказывать непонятные истории.
Смеется.
Думает, что рыжая, хотя имеет русый цвет волос.
Думает все подряд и считает себя абсалютно свободным человеком.
Время от времени притворяется ветром и дует в лицо любимым людям. Любит болтаться в аське или просто общаться без дела и всякого на то разумения.
Ведет исключительный образ жизни. Почему-то все успевает и ложится спать с счастливой усмешкой.
Видит сны.
Хочет стать режиссером, но учится на психолога. Терпеть не может психологов. Хотя даже родители являются таковыми.
Ничем непримечательное создание...-только иногда. Когда спит.
По большей части смешно и необузданно.
А еще любит сходить с ума. Но неизменно возвращается. Всегда.

Привет!"
Удивительно, сколько солнца, надежды, тепла и распахнутости миру. Напоминаю солнечный зайчик
И, кажется, я понимала себя гораздо лучше, чем сейчас.

А какими вы были в 18?

@темы: надцатого мортабря ниоткуда, с любовью, я стар - я суперстар, сокровища

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Месяцеслов

Голос у меня звенящий, разлетается по людям, открывает в них смех, как воздух во окно душ впускает.
- Ты чего такая веселая? - у мамы морщинки от улыбок и волосы пушистые в разные стороны.
- Да я всегда такая, ты просто забыла.
И опять смеюсь. Такая большая разница - между смехом и улыбкой.
Одно - лишь тень другого.

@темы: надцатого мортабря ниоткуда, с любовью

---

It's my life

Лида обо мне: "Будто всё: ты есть только чтобы делать чужие дела"

Сегодня выключу телефоны. И прочие социомесенджеры. Не звоните мне, не трогайте меня, вообще забудьте на время о моем существовании. Я знаю, что вам не безразлична, что кто-то беспокоится, кто-то искренне скучает, кто-то просто хочет чем-то поделиться. Не сейчас. До начала июня - отстаньте. Все. Отстаньте от меня вообще.
Я просто больше не могу, даже дома уже срываюсь на любую фразу, направленную ко мне.
Как-то я переборщила с количеством общения, актива и дел в эту весну.

Вчера вот мне сказали, что если делать только чужие дела, то тебя не остается.
Я делаю только чужие дела. А мои - например, обработать фотки с Ирландии. Или Киева. Или написать что-то в дневник даже - этого всего больше не существует.

Фак всему...

---

Обнять

Вчера я наблюдала как Ри поддерживала Мигеля. Мигель пришел весь в бешенстве, черный как туча, сверкающий молниями и громом. А мы с Ри делали дом для Катаира... А он был настолько взбешен, что даже краешек его плаща нелепо топорщился от резких движений. И вдруг Ри вся стала для него, для него одного, словно стрункой вытянулась. Белая, почти прозрачная, все еще болеющая, она отложила бутыль с тушью и подошла к нему.
- Что случилось?
- Да ничего! Я просто бешеный! Ненавижу всех, не могу ничего поделать, я не могу себя контролировать, все валится из рук.
- Ммм, - говорит Ри и вдруг ловит его взгляд - может тебя покормить?
Мигель мгновенно оборачивается. улыбка мелькает между хмурых бровей
- А что есть?
- Шоколадка и мясо Ри - тут же рапортую я.
- Нет, мясо Ри это как-то по-каннибальски. тащи шоколадку.
И уже почти выходя, краем глаза,я вдруг заметила как Ри снова проследила взглядом за мечущимся зверем и просто подошла и обняла его. Как было, сбоку, двумя руками. Как медвежонка плюшевого. Просто. Обняла.
И он тут же весь расслабился, обмяк. обнял ее, уткнувшись в плечо и перестал быть страшным зверем, как-то трогательно вздохнув. Это длилось мгновение.
- У тебя красный нос. - сказал смущенный зверь
- Правда? - воскликнула бледнейшая Ри и смешно сунула нос в ладоши.
- Самый кончик - улыбнулся Мигель и легко щелкнул по нему.

Я вышла за дверь.
Хочется уметь также - просто обнимать...

@темы: хочешь чаю?, надцатого мортабря ниоткуда, с любовью, разговорная жизнь, Слова, пол и потолок

---

Темная сторона

@темы: я стар - я суперстар, Фото

---

О сборниках

"Писатель - растение многолетнее.. Душа писателя расширяется и развивается периодами, а творения его - только внешние результаты подземного роста души. Поэтому путь развития может представляться прямым только в перпективе..." (1, V, 369-370) - говорил Блок в статье "Душа писателя" (1909). Здесь же замечено: "Первым и главным признаком того, что данный писатель не есть величина случайная и временная, - является чувство пути" (1, V, 369). Это - важнейшие постулаты творческой философии Блока.

"Книга стихов должна быть не случайным сборником разнородных стихотворений, а именно книгой, замкнутым целым, объединенным единой мыслью Как роман, как трактат, книга стихов раскрывает свое содержание.... от первой страницы к последней..." (цит..) - провозглашает важнейшее открытие поэзии русского серебрянного века Валерий Брюсов в предисловии к своей книге "Urbi et Orbi" (1903).

(с) Комментарии к лирике из собраний сочинения А. А. Блока

@темы: копаем, мы вечно копаем (с), Мысли вслух, Цитаты

---

Это сгорает мой корабль в твоей атмосфере(с)

Есть песни, которые переворачивают что-то внутри. Они вдруг попадают в тебя. И всю душу сжимают, выворачивают, спутывают. И вот сидишь, с ноющим нутром, с спутанным сердцем, слушаешь. Только это и остается.


Listen or download Каста Закрытый космос for free on Prostopleer

Любовь слепа - Это факт для большинства зевак,
И один из них я сам, иду в центральный парк.
В летнем кафе ты проводишь свой досуг,
Ожидая мой визит и терамиссу.
И мне теперь не перестать тебя искать,
Ты для меня словно жемчужина в поле песка.
Среди моей возни,твой лик опять возник-
Настоящий шедевр на фоне возни.
Издалека и ближе мне,кажись,никак
Не позволяет быть моя характеристика.
Из-за пустяка ссорились мы весь декабрь
И разбежались на радость всем завистникам.
И может мне пора сделать встречные шаги,
И может ты права,ведь мы не чужаки,
И как бы я не укреплял свой хладнокровный тыл,
Боюсь твой взгляд растопит мои льды.
Это мой военный фронт с некоторых пор,
Когда малейший бриз может превратиться в шторм...
Всё дело в том, что ты или в том,что я
Всё ещё помню тебя,а разум твердит,что зря.
Ты будто бы планета из моих звёздных войн,
Я постоянно борюсь с твоим открытым полем,
Ты так опасно близка на моих радарах,
Что весь мой арсенал уже готов к ударам.

Припев:
Я будто выпал из сна,
А тут другая весна...
И в небе добрый знак,если комете верить
-Это сгорает мой корабль в твоей атмосфере.

Я будто выпал из сна,
А тут другая весна...
И в небе добрый знак,если комете верить
-Это сгорает мой корабль в твоей атмосфере.

А+В=С в крутом пике,
А - это ты,В - это я в тупике,
Тогда наш контакт это должно быть С,
И мой звёздный корабль берёт тебя в прицел.
Сигнал тревоги верещит,
Значит у меня больше нет силовых защит,
Наверно близится к концу эта канитель,
Раз следом погасла вся приборная панель.
И только в твою сторону кивает компас,
Я медленно дрейфую сквозь открытый космос,
Выбирая твой плен среди других планет,
Ведь сопротивляться самому себе смысла нет.
В парке стемнело,и немного жаль,
Что нельзя ещё постоять,повоображать..
Ты смотришь на часы,видимо мой черёд,
И я делаю шаг вперёд...

Припев:
Я будто выпал из сна,
А тут другая весна...
И в небе добрый знак,если комете верить
-Это сгорает мой корабль в твоей атмосфере.

Я будто выпал из сна,
А тут другая весна...
И в небе добрый знак,если комете верить
-Это сгорает мой корабль в твоей атмосфере.

@темы: надцатого мортабря ниоткуда, с любовью, музы-ка, Фото

---

Питер в фразах

- 95% фотографий мы делаем в Рогов-стааайл. Горизонт на 85% завален ^^
- Однажды Леша фотал Иссакий, фотал, фотал, а потом понял, что это Иссакий криво стоит))
- Марина: "И я в тот момент так хотела пожать его шею!"
- Говнофотографы гуляли по говноулицам и наделали кучу говнофоток )) и вообще, приставка "говно"- отлично сбивает пафос.
- Идет Леша по улицам Питера, говорит "Ммм, сейчас бы пирожков" и тут мы выходим на Пирогов переулок.
- В Питере много пирожков. Нет, не так. В Питере МНОГО пирожков.
- Решили мы пойти пиво выпить. Заходим в Ирландский бар. А там Зенит играет)
- Надпись на стене: "Биач, когда в театр пойдем? Ванилька"
- Макдональдс в Питере выпускает культурную рекламу "Дружба дружбой, а картошечка врозь"
- Марина: В Питере бывает три погоды "Грязно, грязно и мокро, грязно и сухо"* Ларрка, я забыла как правильно!
- Говорят, Питер - культурная столица России. Только тут прохожие могут приветливо помахать вам

типа цензура

неприкрытым членом.))
- Бабушка на переходе в метро: "Девушка, не скажите как мне попасть в Автово? Вы не подумайте плохого, я просто забыла. "
- Вывеска бара, надпись "I believe" и летающая тарелка в небе
- Питерцы настолько добры, что выходя на балкон поднимают котика повыше - разглядеть птичек.
- Ад отрыт Сад открыт Но таврический был на просушке.

@темы: разговорная жизнь, Путешествия, о людях

---

Воскрешение

Питер говорит ветром.
Вторгается в мысли, разбрасывает по углам, поди их потом собери, выскажи, вы-улыбь.
Ветер весной этой правит. Рука мягкая, но сильная. Облака гонит, погоду гонит, даже лед и тот по реке гонит. Льдины трещат друг о друга, ломаются, боками притираются. Мы смотрим на них сверху- перила моста грязные, но все равно смотрим - узнаем.
Кажется, ветер даже людей разгоняет. Пешеходы по одному - двое ходят по улицам, разбавляют архитектурный пейзаж.
Питер красуется перед нами всеми своими гранями. И заброшенными стимпанковскими кварталами, и узкими каналами, и огромными пространствами набережных.Чайки здесь носят черные носы и головы, гордо вышагивают по мостовым, поребрикам и льдинам. Последние трещат погромче птиц и людей. Но громче всех здесь тишина вторых линий и дворов. Гулкая, осязаемая почти, властная. Заходишь в нее с улицы - и замолкаешь, слушая.
Мы с ветром не воюем особо. Куда там, это почти бартер. Мы ему смех, разговоры, взгляды. А он нам то дождь, то снег, то хмурое близкое небо, то все уберет в синь- радуйтесь.
Зато с горизонтом воюем - он вроде ровный, а стоит пропустить его через объектив и падает, падает. Даже всадник с Петром и тот падает. Правда сам по себе.

А я хочу рассказать тебе как он был сух и выбелен, как под солнцем камни греются и светлеют. Хочу рассказать тебе как небо лазурью раскрашивает серые глаза. Как памятники стоят безвыходно, эпоха за эпохой, и только кислеют зеленью понемногу.
Расскажу тебе как биржевые столбы Питера розовы, как лодки у них пополам надломленны. Как дети ходят там в желтый шарфах и улыбаются, парами даже - все равно улыбаются. А китайцы по прежнему китайцы.
Как грязь здесь вьется мраморными жилками, по домам, по дорогам, по вывескам. Лепит свои линии судьбы особому городу. Выбелить, выстирать его и не станет Питера, только лубочный фасад.
Давай расскажу, что Иссакий закрывается в 5, мы туда не попали оба раза как-то, зато все набережные исходили, исфоткали, изговорили.
Хочется вещать о Питере - как точки мироздания. Помнишь, мы видели Церковь Адронного коллайдера. И мечеть тоже видели. Ту, у которой все цветное нутро спрятано в серой надежности гранита. Или про лица домов. Они вырастают внезапно, поражают, иногда уже даже упавшие наземь, все еще не разломленные - с удивленными каменными глазами. Они смотрят на вас внимательно из маленьких дворов и подколонных верхов. Лица эти беззвучны до красноречия, до смутного чувства внутри. Такого же, когда натыкаешься на старые советские афиши по среди города. И там даже не про фильмы, просто "Правда" висит. Дождями, солнцем и ветром - истрепанная до огрызков. Но оставшаяся для памяти.
Расскажу про все эти дома с окнами на полстены, с потолками до звезд, с фигурами. Были драконы и Слизерин, там жил Калинин, но мы-то знаем, что Слизерин. Видели надписи маркером на стенах, будто записку брошенную. Звали в театр, подписывались ванилью. Мы читали и сидели потом в этих пустых кафе. Пока ветер трепал наши веки, улыбки, волосы - там было тепло и тихо. Мир переставал качаться и прыгать, замирал в одной точке - обычно в "напротив-глаза" и мерно дышал.

Питер случается трижды. Там, на улице, в воде и воздухе. С бегущим мимо временем, бесконечными отрывками истории. Он весь тут, в созерцании. В попытках уловить это, осознать, ощутить.
По-другому случается внутри, порой за невзрачными окнами кафе, с выдуманными пироженками, с длинными стаканами, с деревянными столами.
И совсем иначе Питер случается ночью, на кухне жителей, с которыми сидишь, разговоры ткешь, общаешься, душу потихоньку вытряхиваешь, очищаешь, словно питерцы могут ее отбелить немного севером своим. В этих питерских домах даже думается порой Иначе, не то, что говорится.
Мой питерский дом был со старыми ширмами. Они делили огромные комнаты пополам, отдавая пространство музыке и маскам. В этом доме живет серогривый кот с ласковой мордой. И таджики за окном живут, заглядывают иногда, пока ходят мимо по лесам.
У моего питерского дома какая-то очень птичья душа.
Мой питерский житель умеет смеяться и хлопать ладонями. И глаза у нее иногда загораются, и мысли тоже. У моего жителя - пальцы быстрые, чтобы арфу играть, и воздуха много - чтобы с флейтами разговаривать. На самом деле, мыслей тоже много, она ими делится охотно, но они все равно остаются айсбергами выплывать. И у меня много теперь в памяти картинок с ней, кареокой. Но ярче всего одна - высокий питерский подъезд, гулкие ступеньки, уводящие меня на очередные полгода? и ее зеленая футболка с голыми коленками в темнеющем проеме двери: "Приезжай".

Питер мой, спутник, рядом шагающий, фотоаппарата стесняется, а сам щелкает, щелкает, и мгновения ловятся. Питер мой слушает меня, у него чертенята порой в глазах играются, но он молчит и изредко язвит, вызывая мои резкие движения рук и глаз. У Питера моего глаза серые, и если без очков - беззащитные. Он в самолете уши бережет, выпрямляется весь, побеждает давление. И думает страх его "Я никогда больше не буду играть". Я сижу рядом, смотрю, молюсь тихонько "Боже, не надо, пусть приходит в себя". А потом мы снова отчего-то смеемся и переглядываемся. Питер мой ездил в Крондштат.
У моих выходных характер легкий, радостный. Он бережет меня от этих дворов искусительных, с их крышами, и кормит пирогами. У меня нет поводов для грусти или печали, потому что даже в небо, опаздывая - мой Питер улыбался и пожимал плечами "Какая разница, значит останемся".

@темы: надцатого мортабря ниоткуда, с любовью, Путешествия, Слова, Город

---

По следам диалога

Зачем говорить кому-то "будь проще", когда можно сказать "стань круче"?

Это же два разных вектора побуждения.
Один во вне: в тебе все не так, меняйся. И другой наружу: ты уже хорош, будь еще круче!

@темы: разговорная жизнь, я стар - я суперстар

---

Молчание - это доверие

Легко молчать с теми, кого знаешь так давно, что перед ними не надо никого из себя представлять.


Я почти ни с кем не могу молчать.

@темы: картинки, я стар - я суперстар, Путешествия, Фото

---

Black eyes

Такой меня запомнил Дублин Вернулась из очередной командировке, скоро снова начну рассказывать И показывать. Ждите!

@темы: я стар - я суперстар, Фото

---

Мотыльки

Я храню к тебе несколько строк
Они пышут огнем изнутри
Я боюсь их и делаю блок,
чтобы не было жженья и мглы
Эти несколько строк из стекла,
что под зимне-весеннем дождем,
превращаясь в границы окна ,
голоса обретают и дом.
Это кем-то забытый словарь,
содержащий с полсотни имен,
открывая одно за другим,
получается только твое.
Это вечер в лесу, тишина,
когда травы шуршат о своем,
я пугаюсь, держусь за рукав,
одиночество будто вдвоем.
Я храню к тебе несколько строк,
Они слишком тихи и легки.
Отпущу, посмотрю на итог.
Вдруг вернутся, мои мотыльки.
23.03.2012

@темы: хочешь чаю?, Стихи

---

На остальное не хватило сил

Я как прежде дружу мало с кем
И ношу с собой супрастин.
Чтобы каждый второй кретин
Не добавил мне лишних проблем.
Я как прежде мало кого люблю.
Мне достаточно дел, а не слов.
Ты прости, я еще не готов
Затянуть на шее своей петлю.
Я по-прежнему мало о чем прошу:
Лишь бы было с кем хорошо молчать
И не помнить то, о чем помнит мать
И по звездам сверять маршрут.

***
Как хорошо, что я к тебе остыл.
Как здорово, что я теперь не помню:
Маршрутки, улицы и подоконник,
И в тех стихах неведомый посыл.
Как восхитительно, что я теперь иной:
Влюбленный в ненависть своих коллег по цеху,
Мы как могли, но двигались к успеху,
Не слушая ухмылки за спиной.
Как мило то, что я тебе не мил,
Я привыкаю быть хорошим, но ненужным.
Мы все, что можно вынесли из дружбы.
На остальное не хватило сил.

(с) Иван Пинженин

@темы: хочешь чаю?, разговорная жизнь, сокровища, Стихи, Цитаты, пол и потолок